В 1839 году одна из парижских газет назвала Наундорфа мошенником. Тот воспользовался этим неосторожным шагом для того, чтобы вновь возбудить во французском суде вопрос о своем происхождении, и обратился с просьбой представлять его интересы к восходящей звезде французской адвокатуры, будущему известному политику Жюлю Фавру. Понимая, во что он ввязывается, Фавр потребовал ознакомить его со всеми имеющимися документами до того, как он примет решение. В результате он не только взял на себя защиту Наундорфа, но и после его смерти представлял интересы его наследников.
Впрочем, французская юстиция стояла насмерть, и «дело претендента» так до суда и не дошло. Наундорфу оставалось утешаться тем, что король Нидерландов (в последние годы жизни наш герой жил в Дельфте) признал за ним и его потомками право носить фамилию Бурбон.
«Бывают странные сближенья»
Первая судебно-медицинская экспертиза (пока еще не генетическая) по этому делу была проведена в 1943 году во Франции: сравнению подверглись волосы покойного Луи Шарля и волосы Наундорфа. Экспертиза дала заключение: очень похожи. Повторная, проведенная через пару лет, категорически опровергла это утверждение: ничего общего (правда, в первом случае сравнивались волосы, несомненно принадлежавшие дофину, а во втором — прядь волос, срезанная у умершего в Тампле мальчика; понятно, что Наундорф последним быть не мог, а вот первым — вполне, если рассматривать популярную версию подмены ребенка). Затем была почерковедческая, которая заключила: почерки похожи; однако и здесь следует помнить, что сравнивалась рука не слишком твердого в грамоте ребенка и уверенно владеющего пером взрослого. Иными словами, к концу ХХ века, когда за дело взялись генетики, смежные области криминалистики мало что могли привнести в решение задачи, кроме новых сомнений.
В 1995-м была проведена сравнительная экспертиза образцов волос и тканей правой плечевой кости, полученных при вскрытии гроба во время реставрации могилы Наундорфа в 1950-м. Генетическим материалом для сравнения были волосы двух старших сестер Марии-Антуанетты, а также образцы тканей других родственников казненной королевы, в том числе и живших на тот момент. При этом были приняты исчерпывающие меры против случайной или намеренной подмены образцов, а также попадания в образцы постороннего генетического материала. Вывод исследователей был однозначным: сравнительный анализ митохондриальной ДНК (мДНК, содержащей информацию, передающуюся по женской линии) позволяет утверждать, что Наундорф никоим образом не мог быть Габсбургом. Иными словами, он не мог быть сыном Марии-Антуанетты. А поскольку участие австрийской принцессы и французской королевы в рождении будущего Людовика XVII еще никем не ставилась под сомнение, то на тогдашнем уровне развития науки можно было считать доказанным: Наундорф — не Луи Шарль.
Еще одним подтверждением этого тезиса явились результаты исследования тканей сердца, изъятого доктором Пеллетеном при вскрытии умершего в Тампле ребенка. Они подтверждают, что сердце принадлежит Габсбургу по матери и никаких пересечений с предками Наундорфа также не просматривается.
Казалось бы, можно ставить точку и громко заявить: Наундорф — крайне талантливый мошенник. Но жизнь, включая ее генетическую составляющую, позаботилась о том, чтобы такой интересный сюжет не закончился столь банальным образом.
Ныне живущие представители династии Бурбонов, заинтересованные в том, чтобы окончательно покончить со спекуляциями на тему «Наундорф — Луи Шарль», инициировали проведение еще одной экспертизы. Материал для нее предоставил прямой потомок Карла Вильгельма Наундорфа (или как его там звали на самом деле!), сорокалетний владелец небольшого книжного магазина Хуго де Бурбон (привет от голландского короля!). Провел ее известный генетик и антрополог профессор Жерар Люкот. Объектом исследования явилась Y-хромосома, «задающая» организму мужской пол и содержащая информацию о предках по мужской линии. Результаты оказались сенсационными: «У него обнаружено достаточное количество маркеров Y-хромосомы Бурбонов, он — член этой семьи», — заявил профессор Люкот.
«Бурбон — Габсбург»: где поставить «не»?
Итак, на сегодняшний день историческое расследование по «делу» Наундорфа оказалось на весьма многообещающей развилке. Предстоят новые экспертизы по обеим линиям. Если новые результаты сравнения мДНК убедительно опровергнут выводы исследований двадцати-и пятнадцатилетней давности и будет доказано родство Наундорфа с Габсбургами, то за дело опять придется приниматься историкам, психологам и невропатологам, которым предстоит объяснить, почему Наундорф в возрасте двадцати с небольшим, когда он впервые «объявился» Луи Шарлем, не говорил по-французски, почему он не знал о ночной присяге января 1793-го, каким именно путем ему удалось выбраться из Тампля, где он прятался в течение пятнадцати лет, и многое-многое другое. Не то чтобы гипотез на этот счет совсем не было: сам Карл Вильгельм в середине 1830х издал сначала в Великобритании, а потом с существенными изменениями во Франции «Очерк истории несчастий дофина, сына Людовика XVI», в котором дал ответы на некоторые из поставленных вопросов. Однако версия его настолько напоминает приключенческий роман, написанный литератором с богатым воображением по принципу «чем меньше напоминает реальность — тем интереснее», что полагаться на нее было бы по меньшей мере неосмотрительно. Впрочем, за последние полтора столетия проделана большая подготовительная работа по этому вопросу, и на каждый из упомянутых вопросов есть десятки вариантов ответа.
А вот в том случае, если новые экспертизы подтвердят невозможность родства Наундорфа с Габсбургами, нас ожидает преинтереснейший разворот сюжета: он — Бурбон, но не Габсбург. Насколько мы можем судить, в этом направлении никто доселе серьезно не работал, но даже при первом поверхностном размышлении голова кружится от возможых вариантов. Условия задачи предполагают следующие «вводные»: 1) некий ровесник Людовика XVII, доводящийся ему единокровным братом (что предполагает радикальный пересмотр имеющихся представлений о невыдающихся мужских способностях «короля-слесаря» и его твердых моральных устоях) или родственником по отцу (тут выбор кандидатов на роль «шалуна» королевской крови довольно богат, и придется «тревожить гены» потомков польского короля Станислава Лещинского, саксонского курфюрста Августа II и многих других монархов Нового времени); 2) этот ровесник должен быть хорошо осведомлен, вплоть до весьма специфических бытовых деталей, о жизни маленького дофина до Тампля; 3) он не может быть хорошо лично известен тем придворным, с кем впоследствии встречался Наундорф, поскольку у них, судя по всему, не возникло желания отождествить его с кем-то из знакомых им 30 лет назад мальчиков. С одной стороны, выбор кандидатов, удовлетворяющих хотя бы этим трем условиям (а ведь есть еще и другие!), вряд ли будет обширным, если вообще сыщется хотя бы один. А с другой стороны, при наличии достоверной информации о принадлежности Наундорфа к Бурбонам (но не к Габсбургам!) предстоит столько всего перерыть, что наука, несомненно, обогатится массой новых интереснейших сведений.
На что и будем надеяться.
21. «Но есть и Божий суд…»
(судное дело о дуэли Пушкина и Дантеса, Российская империя, 1837)
