– Может, сменим тему? Ты вроде план хотел обсудить…
– Нет никакого плана. – Джерри развёл руками. – Его придумать надо. А мне, как назло, ничего путного на ум не приходит. И ты ещё отвлекаешь…
– Опять я виноват. Может, найдёшь себе другого козла отпущения?
– А другого тут нет! – хохотнул Джеримэйн. – Поэтому либо заткнись, либо давай думать вместе. Скажи, что ты умеешь? Эту… как её… песнь поношения знаешь?
Элмерик вытаращился на него.
– Спятил? То есть спасибо, что польстил! Но её только высокоранговые барды знают. Хвала, хула и сон – венец чаропевческого мастерства. Думаешь, если бы я усыплять мог, стали бы мы морочиться с маковой настойкой?
– Я потому и спрашиваю, что в чаропении ни ежа не смыслю. – Джерри поставил локти на колени и сплёл пальцы под подбородком. – Плевать, что могут или не могут другие. Важно, что можешь ты.
– Не так уж много на самом деле. – Элмерик шмыгнул носом. – Чаропение – это не просто набор заклинаний. Его потому и сравнивали раньше с дикой магией, что из уже известных мелодий можно слагать новые, складывая и упрочивая чары. Можно быть хорошим музыкантом, но не бардом. Зато бард – всегда хороший музыкант.
– Бр-р, ничего не понял. – Джеримэйн помотал лохматой головой. – Давай, объясни, как для низкорождённых.
Элмерик глянул на него с укоризной.
– Я знаю, как унять волнение. Но это скорее магия для нас самих – всегда полезно сохранить трезвый рассудок в битве.
– Да, неплохо.
– Могу попробовать сковать противника. Но на пару мгновений, не больше.
– Иногда и мига достаточно. Что ещё?
– Могу раскалить металл. Чтобы, например, враг бросил меч или нож. Но рукоять нагреется не сразу.
Джерри покачал головой.
– Полезно, но не в нашем случае. Сомневаюсь, что Мартин попрёт на нас с мечом. Скорее всего, это будет дикая магия. Мы можем не позволить ему колдовать?
Элмерик задумался.
– Немота? Да, пожалуй, я могу заставить его молчать, но ненадолго.
– Дикая магия нередко вообще не требует слов. Ну ладно. Немота может ограничить его в выборе заклятий. Что ещё?
Бард вновь начал закипать.
– Да ничего! Я тебе не боевой чаропевец. Могу спеть, чтобы посевы взошли, или вызвать дождь. Пробудить доверие, избавить от печали… всё это будет бесполезно, когда дело дойдёт до драки.
Джерри, поморщившись, замахал руками.
– Тише, тише! А в лесу, когда Розмари попала в ловушку, – что это было?
– Я соединил две мелодии: «Веретено ветра», которое успокаивает, и «Тенёта тени», удерживающие цель.
– Ага, значит, их можно соединять! – Джерри хлопнул себя по ляжке.
– Ну а я о чём толкую? – Элмерик раздражённо фыркнул. – Вопрос в том, сработает или нет. Как с истинным зрением и чаропением: совместить-то можно, а вот что получится – одним богам ведомо.
– Так… А Эллифлор что тебе сказала?
– Немного, но главное я уяснил: если смотреть и играть одновременно, глаза не вытекут и никаких страшных последствий не будет. Я думал переделать «Сияние света», но пока не знаю как. Обычно это заклятие указывает, есть ли на предмете чары. А нам надо узнать, не подчинена ли воля Мартина чужому заклятию. Для этого понадобятся истинное зрение, «Сияние света» и… что-то ещё. А что – ума не приложу.
Джерри помассировал виски, словно пытаясь избавиться от головной боли.
– Хорошо. Допустим, ты выяснишь, что Мартин находится под чарами подчинения. И что? Сумеешь расколдовать его?
– Мой прапрадед Вилберри сочинил «Освобождение осени», когда известная бардесса Мэрилиз по прозвищу Майская Королева решила приворожить его, и песней рассеял чары. Раз у него получилось – почему бы и мне не попробовать?
Джеримэйн рассмеялся.
– Ты самоуверенный болван! – Он вскочил и принялся ходить из угла в угол – так ему лучше думалось. – Но, говорят, дурачкам и новичкам везёт… А, ладно. Если твоей песни не хватит, то фэды поддержки чар я начерчу даже в бреду. Вместе сдюжим. Но вот вопрос… а что, если никакого заклятия нет? Допустим, Мартин шпионил по доброй воле для Медб, или для этого своего рыцаря – не важно. Что тогда будем делать? Драться?
– Нет. – Элмерик перестал следить за бегающим Джерри и прикрыл глаза. – Если только Мартин не нападёт первым. Мы будем выглядеть жалко, особенно если навалимся все на одного.
– Ой, какие мы благородные! – Джерри аж остановился. – А он тем временем смоется!
– Побежит – значит, будем ловить. – Барду наконец-то удалось нащупать плед и притянуть его к себе. – Но не надо лезть на рожон. Просто не спускаем глаз, готовимся в любой момент подорваться. А там, глядишь, и мастер Каллахан приедет.
– Будем ждать – упустим негодяя… Но надо узнать ещё, на что способны остальные, и доработать мой план.
– Наш план, – поправил Элмерик.
Джеримэйн закатил глаза
– Ладно. Наш план.
– Так-то лучше.
– Ничего не лучше. – Джерри хрустнул костяшками. – Чую я: дело дрянь! Воровская интуиция подсказывает, что нас ещё ждут неожиданности…
– А где была твоя интуиция, когда мы за оружием шли? – Элмерик скрипнул зубами: опять это невыносимое бахвальство!
– Спала, наверное… – хмыкнул Джеримэйн. – И я, кажется, тоже засыпаю.
– «Ах, как ты можешь спать в такое время?» – передразнил Элмерик. – Тебе, небось, тоже хотелось поговорить с кем угодно и о чём угодно, лишь бы не молчать?
К огромному удивлению барда, Джерри протестовать не стал.
– Просто ночь неспокойная. Что-то затевается. Мы видим лишь часть игры и запросто можем проиграть, если только нам не подфартит. А с той стороны наблюдают.
– Вот заладил! – отмахнулся Элмерик. – Никого там нет.
Про себя он уже трижды проклял болтливого воришку. Вот зачем опять говорить об этом, когда и без того страшно? Сам-то отвернулся, закопался в сено, натянул плед до самой макушки, засопел – и хоть бы хны! А впечатлительный бард так и не сумел заснуть до самого восхода.
В звенящей предрассветной тишине ему чудились то скрип шагов по свежевыпавшему снегу, то едва слышные покашливания и смешки. А порой мерещился и взгляд в спину – такой, что аж мороз по коже и все волосы дыбом. И страшно оглянуться…
Проворочавшись, под утро Элмерик всё-таки задремал. Он снова увидел сон про зелёные холмы и колокольный звон. Брендалин подманивала белую лошадь, но та не соглашалась подойти, потому что в небесах реял сокол, и его хищный клёкот пугал бедную скотину. Элмерика лошадь почти послушалась, уже готова была взять хлеб из пальцев, но тут откуда ни возьмись явился рыцарь Сентября собственной персоной. Он строго посмотрел на барда и погрозил ему пальцем:
