Бард подумал, что прежде, чем что-то делать, хорошо бы с кем-нибудь посоветоваться. С кем-то, кто способен взглянуть на дело со стороны. Хоть с той же Брендалин – уж ей-то точно ни к чему блюсти указы чужой гильдии. Тем более она так и так заметит, что с Элмериком творится что-то неладное, – начнёт расспрашивать… А он обещал, что больше не будет никаких тайн, и слово собирался сдержать.
Чем дольше бард размышлял о Рори, тем неприятнее ему становилось находиться с Джерри в одной комнате. И даже воздух стал казаться затхлым. Поэтому, как только они закончили обсуждать ночные планы, Элмерик накинул на плечи куртку и, ни слова не говоря, вышел за дверь.
В это время дня Брендалин обычно занималась огородом, где росли лекарственные травы, и бард очень надеялся найти её там.
7.
На улице было довольно свежо. Осень раскрасила зелёные холмы щедрыми мазками золота и багрянца; опавшие листья укрыли протоптанные дорожки, их шорох успокаивал, а буйство красок радовало взгляд. Дождя не было уже второй день, но в воздухе висела туманная дымка, а тяжёлые тучи, медленно собиравшиеся вдалеке, сулили непогоду. В саду пахло влажной землёй, забродившими яблоками и прелой травой.
По сравнению со вчерашним днём, на улице сильно похолодало, и изо рта вырывался пар. Элмерик подумал, что к вечеру, возможно, пойдёт снег, который, конечно же, растает с рассветом, – ну какой ещё может быть снег в октябре? Зиму в этом году обещали суровую, но не настолько же!
Пока же можно было наслаждаться робкими лучами солнца, проглядывавшего сквозь прорехи облаков, любоваться разноцветными кронами деревьев, крошить сапогами тонкий ледок на невысохших лужах и полной грудью вдыхать морозно-осеннюю свежесть.
Бард уже почти успокоился после стычки с Джерри, когда нежданное зрелище пробудило в душе новую волну негодования. Он едва не подавился холодным воздухом, чувствуя, как прямо от сердца расходится жар, от которого вмиг вспотели ладони, а щёки полыхнули алым. Прямо у изгороди, давно потемневшей от времени и дождей, Элмерик увидел Брендалин с букетом ярких кленовых листьев в руках. Девушка зябко куталась в чужой плед, и Элмерик сразу узнал эту жёлто-зелёную клетку – как было не узнать? Бард сжал кулаки так, что ногти больно впились в ладони.
Рядом с Брендалин, расслабленно прислонившись к той же изгороди, стоял Мартин в лёгкой рубахе и тунике из тёмно-зелёного сукна – казалось, ему никакой холод был нипочём. Его заплетённые в косу волосы украшал одинокий золотистый листок, а на губах играла мечтательная улыбка. Они о чём-то беседовали, склонившись друг к другу так близко, что почти соприкасались плечами. Смотрелось это весьма двусмысленно, и если бы Брендалин не хмурилась, вслушиваясь в речи собеседника, Элмерик не знал бы, что и подумать.
Размашистым шагом бард направился прямо к ним, заранее готовясь к неприятному разговору. Он не перестал хмуриться, даже когда Мартин встретил его сияющей улыбкой:
– О, а вот и Элмерик! Мы как раз вспоминали о тебе. Хороший сегодня день, правда?
– Пару мгновений назад я думал, что да, – буркнул бард, подходя ближе. – Теперь не уверен.
– Дурное настроение? – Мартин вздохнул так, будто и впрямь огорчился. – Наверное, оттого, что погода меняется…
Бард сжал челюсти так, что скрипнули зубы, и процедил:
– Прости, но я хотел бы поговорить со своей невестой. Ты не оставишь нас?
Ему хотелось сказать совсем другое. Выложить всё, что накипело. Спросить, какого беса Мартин тут вообще забыл. Зачем любезничает с чужой девушкой, будто нарочно хочет позлить? Поинтересоваться, кто такой Сентябрь, – и посмотреть, как он будет выкручиваться…
Их дружба закончилась: Элмерик понимал, что перед ним стоит совсем чужой человек, которого он никогда не знал. Не стоило обманываться: участливая улыбка и чистый взгляд с самого начала были лживыми, как и всё прочее. Одно слово – подменыш.
Элмерику захотелось сплюнуть на землю, но он сдержался, мысленно напомнив себе, что Мартин не должен ничего заподозрить. Пусть лучше пеняет на перемену погоды.
– Невестой?! Так вы помолвлены? – Брови Мартина поползли вверх, а улыбка стала ещё шире.
Он мельком глянул на Брендалин, а потом снова уставился на барда. Кажется, на этот раз его удивление было вполне искренним, но Элмерик заметил: к этому чувству примешивалось что-то ещё. То ли неодобрение, то ли ревность. Нечто такое, что Мартин пытался скрыть за напускной радостью. Улыбался во весь рот, а сам держал камень за пазухой. Вот только Элмерик был уже не так наивен, как прежде…
–
Надеюсь, у тебя нет возражений?
– Голос барда прозвучал неожиданно хрипло и сухо.
– С чего бы мне возражать? – Мартин вмиг перестал улыбаться. – Решили пожениться – дело ваше. Примите мои поздравления.
Его безразличие выглядело насквозь фальшивым, и Элмерик едва не рассмеялся. О боги, ну кого он хочет обмануть?! Забыл, что разговаривает с чаропевцем – пусть и начинающим? Те, кому подвластна магия слова, хорошо понимали чувства других людей, и это часто выручало барда в былых странствиях. Он почти всегда знал, с кем можно договориться, где получится заработать, а где лучше даже не расчехлять арфу. И сейчас он тоже был уверен: Мартин не тот, за кого себя выдаёт.
Бард сухо поблагодарил за поздравление, сплёл руки на груди и глянул исподлобья. Мартин хотел ещё что-то сказать, но махнул рукой:
– Ладно, я пойду, пожалуй… Брендалин, можешь пока оставить плед себе. Потом отдашь.
– Не нужно, – еле слышно отозвалась девушка. – Я уже согрелась, благодарю.
Путаясь в складках, она сняла плед и протянула Мартину. Тот широким уверенным жестом перебросил его через руку и невпопад добавил:
– Полнолуние уже через четыре дня… Как же быстро летит время!
– И что с того? – Элмерик насупился. – При чём тут это вообще?
Мартин пожал плечами.
– Да так, к слову пришлось. На полнолуние приедут мастер Каллахан и остальные учителя. Осталось совсем чуть-чуть подождать, и многие вещи станут понятнее.
– Мне уже и так всё понятно, – с нажимом выдал бард.
Мартин явно хотел возразить, но осёкся на полуслове:
– Ладно, тогда не буду утомлять вас своим обществом.
Он зашагал в сторону дома.
Не удержавшись, Элмерик прикрыл один глаз и попробовал посмотреть Мартину вслед, как учила леди Эллифлор. На удивление, в этот раз истинное зрение далось ему довольно легко. Вот только пользы было немного: бард не увидел ни спрятанных острых ушей, ни особой ауры, присущей эльфам. Зато где-то на уровне лопаток виднелось тёмное пятно с неровными очертаниями, от которого веяло леденящим холодом, тяжестью непосильной ноши и такой глубокой печалью, что Элмерик едва не задохнулся от чувства утраты – чужого, но такого яркого и оглушающего, что оно казалось почти своим. По спине пробежали мурашки, на глаза навернулись слёзы, и барду вдруг захотелось взвыть. Похоже, это и было то самое проклятие, о котором говорил Мартин.
