Саму информацию о сдаче Керчи в средствах массовой информации решено было попридержать. Еще через три дня после оставления города газеты продолжали печатать сообщения о том, что она держится. Так, 19 ноября на первой полосе «Красной звезды» появилась небольшая заметка «Положение в Крыму». Она лаконично сообщала, что «иначе сложилась обстановка в районе Керчи. Имея огромное превосходство в технике, фашисты с каждым днем усиливают натиск. Наши части, мужественно сражаясь с врагом, отбивая ряд атак, вынуждены, однако, постепенно отходить. Бои в районе Керчи становятся все более напряженными».
Только в утреннем сообщении Совинформбюро от 20 ноября появилась информация о сдаче Керчи, которая была названа эвакуацией. Сообщение не носило самостоятельного характера, а являлось ответом на распространенные прессой и информационными агентствами всего мира сообщения Германского командования о взятии Керчи и захваченных в ней значительных трофеях.
Совинформбюро, ранее замалчивавшее сдачу Керчи, теперь сообщило, что эвакуация «была предпринята по приказу Главного Командования по стратегическим соображениям, для того чтобы дать нашим войскам возможность укрепиться на новых, более выгодных для обороны рубежах».
В соответствии с этим сообщением 21 ноября в «Красной звезде» появилась большая статья «Как была эвакуирована Керчь». Газета, разумеется, не стала выносить сор из избы и акцентировать внимание на том, что Керчь была сдана без приказа Ставки. Статья носила откровенно успокаивающий характер, и эвакуация Керчи в ней преподносилась как блестящая стратегическая операция, которая была обусловлена «определенными стратегическими соображениями» и проводилась «по заранее разработанному плану, в сроки, установленные командованием».
По мнению автора статьи, явно вдохновленного операцией по эвакуации Приморской армии из Одессы, выходило, что целью немцев было не занять Керчь, а не допустить эвакуации оттуда советских войск.
В статье подробно рассказывалось, как противник ударами с фронта и тыла пытался прорвать оборону прикрывающих эвакуацию частей и не допустить отправку из Керчи оборудования заводов, ценного имущества и самих советских войск. Враг все время «нес большие потери, и сломить сопротивление наших войск, прикрывающих эвакуацию из города, ему никак не удавалось». В статье категорически отрицалось, что противнику удалось захватить в городе что-нибудь ценное. «Немцы получили пустой город. Сколько бы они ни кричали сейчас о больших трофеях… из Керчи вывезено все ценное имущество, оружие, войска».
Впрочем, статья отрицала и факт трехдневных боев в самом городе, утверждая, что «не было здесь убитых или раненых, так как в городе не велось ни одного боя». Зато числа вражеских потерь были просто фантастичными. Сообщалось о 20 тысячах убитых, уничтожении 1100 автомашин, 200 орудий и даже 130 танков, которых противник вообще практически не имел.
Но публичные заявления о том, что Керчь была оставлена организованно и планово, не означали, что виновные в ее сдаче не понесут ответственности.
Куликовская эпопея (26 января — 2 марта 1942 года)
После эвакуации Керчи и неудач на Ростовском направлении представитель Ставки Верховного Главнокомандования маршал Григорий Иванович Кулик был отозван в Москву, где находился в распоряжении Государственного Комитета Обороны. В оставлении Керчи он обвинен не был и под суд вместе с бывшим командующим вооруженными силами Крыма вице-адмиралом Левченко не попал.
Однако в ходе следствия Левченко показал, что Кулик «вместо принятия мер к обороне города Керчь, своими пораженческими настроениями и действиями способствовал сдаче врагу этого важного в стратегическом отношении города».
О показаниях бывшего командующего войсками Крыма 26 января 1942 года было доложено Сталину. Верховный Главнокомандующий заинтересовался полученным сообщением и распорядился взять с Кулика объяснения относительно показаний Левченко.
30 января маршал представил Сталину запрошенные им объяснения, в которых подробно описал развитие обстановки в Керчи и на Таманском полуострове 11–12 ноября, на основании которого он пришел к выводу, что удержать Керчь не представляется возможным. Проанализировав сложившуюся обстановку, маршал пришел к выводу, что принятое решение было единственно верным: «Правильно было принято мной решение не дать добить остатки армии и ни в коем случае не отдать противнику артиллерии и вооружения, организованно переправить армию на Таманский полуостров и выполнить Вашу основную задачу — не допустить противника овладеть Таманским полуостровом и выйти на Северный Кавказ. Эту задачу я и выполнил… Армия была переброшена, вооружение и артиллерия были спасены и полностью разгромить армию противнику не удалось».
Считая свои действия абсолютно правильными, Кулик резко отреагировал на высказанные в свой адрес обвинения: «Если некоторые „стратеги“ считают, что удержанием гор. Керчь с гаванью прикрыто движение противника на Северный Кавказ, т. е. на Таманский полуостров, то они глубоко ошибаются и не понимают обстановки. Когда противник занял Керченскую крепость, он мог переправляться на Тулузскую косу и занять южный отрог Таманского полуострова, а это равноценно занятию всего Таманского полуострова и окружению гор. Керчь. Поэтому с теми силами, которыми мы располагали, решать две задачи было не в силах, т. е. удержать Керчь с гаванью и плотно занять Таманский полуостров. Несмотря на то что я взял без Вашего разрешения 12 стрелковую бригаду и один стрелковый батальон с запасного полка, этих сил хватило только для занятия обороны на Таманском полуострове.
Если дающие это показание и составители этого письма называют правильную мою оценку обстановки, а исходя с оценки обстановки и правильное мое решение паникерским, пораженческим и даже преступным, то я не виновен в том, что они не понимают самых элементарных познаний в военном деле».
Взбешенный брошенным ему Левченко обвинением в трусости, маршал дошел до того, что практически вызвал обидчика на дуэль и попросил Сталина о посредничестве в этом вопросе: «В отношении же моей личной трусости я даже до сих пор не знал, что я трус, хотя воюю уже шестую войну в своей жизни. У меня к Вам, товарищ Сталин, одна просьба: прикомандируйте тех, кто называет меня трусом. Пусть они побудут при мне несколько боев и убедятся, кто из нас трус».
При этом Григорий Иванович разгорячился настолько, что полностью забыл об осторожности и субординации и написал фразу, впоследствии ставшую для него роковой: «…самое главное преступление делает командир, если он отдает войскам заведомо невыполнимый приказ, войска его выполнить не в силах, гибнут сами, а приказ так и остается невыполненным».
В пылу полемики с оскорбившим его Левченко маршал забыл, что невыполнимый приказ об удержании Керчи был отдан самим Сталиным, и не заметил, что в своем объяснении он прямо назвал этот приказ преступным.
Но эту фразу заметил и воспринял как сигнал к действию Верховный Главнокомандующий. Через 6 дней появилось постановление ГКО «О маршале Кулике». В постановлении подчеркивалось, что Кулик в своих действиях должен был руководствоваться приказом Ставки «удержать Керчь во что бы то ни стало и не дать противнику занять этот район».
