Остервенело помотала головой, прогоняя видения, от которых вполне реально бросило в жар. Не желая признавать, что глаза, сводящие с ума и лишающие последних крупиц здравомыслия, могли принадлежать лишь одному человеку. Тому, кто сегодня вечером покинет мою жизнь, будто никогда его здесь и не было.
Дверной звонок прозвучал истошной трелью вспугнутой пичуги, заставив меня подпрыгнуть от неожиданности. Сердце заполошно заколотилось в груди, и я несколько секунд просто стояла, пытаясь прийти в себя.
Кто бы это мог быть?
Я никого не ждала – с Бариновым договорились встретиться в универе, с Ирой – тоже. Если только соседям что-то понадобилось… точно, у тети Клавы из квартиры напротив, через площадку, собака на днях ощениться должна. Видимо, что-то пошло не так и она прибежала за помощью.
Наспех накинув на себя шелковый короткий халатик, купленный для себя любимой в комплект к платью по чудовищно соблазнительной скидке, я кинулась в прихожую. Даже не подумав посмотреть в глазок, распахнула дверь, чтобы мгновенно застыть, теряя дар речи и прочие функции.
Меньше всего я ожидала увидеть именно его…
– Ты что тут делаешь? – согласна, не слишком вежливо. И даже на сотую долю не передает, насколько я на самом деле рада его видеть. Но, думаю, меня вполне оправдывает эффект неожиданности.
Впрочем, Баринов и не думает обижаться. Да и вообще, ощущение, что он меня даже и не слышал. Тяжелый, цвета мокрого асфальта взгляд замирает на мне, будто наткнувшись на очередное чудо света. А затем, резко переместившись в район ступней, мягко, но очень пристально скользит вверх. И холодок, ползущий из подъезда и заставивший вмиг озябнуть ноги, совершенно перестает ощущаться. Наоборот, мне становится невероятно жарко, а простой взгляд рождает ощущение ладони, оглаживающей мои голени, бедра, талию. Очерчивая каждую впадинку и выпуклость и бесстыдно вынуждая чувствовать себя голой.
В тот момент, когда наши взгляды встречаются, на моих щеках вовсю красуется румянец смущения, и я отчаянно надеюсь, что легкая дрожь в ответ на пронзительное внимание Никиты осталась незамеченной.
Рука непроизвольно тянется к ткани слишком тонкого халатика, запахивая ворот под самую шею, а я быстро оглядываю себя, приходя в настоящий ужас. Янка, где твои мозги и глаза?!
Смущение становится поистине запредельным, когда я понимаю, что халатик едва ли прикрывает меня до середины бедер, открывая край резинки чулок. От позорного бегства меня удерживает только шок от происходящего, буквально пригвождая к месту. Охваченная собственными переживаниями, даже не замечаю, как тяжело сглатывает Баринов, сильно сжимая челюсти и с усилием прикрывая глаза.
Зато внезапно обращаю внимание на странный предмет в его руках. Нечто плоское, прямоугольное и довольно большое занимает обе руки парня, завернутое в серебристо-сиреневую упаковочную бумагу и переливаясь в неверном свете искусственного освещения.
Баринов проследил за моим взглядом и еле заметно усмехнулся, мгновенно разряжая накалившуюся атмосферу.
– Привет, – звучит тихо и хрипловато, отзываясь сладким спазмом где-то у меня в животе, – разрешишь войти?
Еле слышно хмыкаю от несуразности вопроса. Но он и не сомневается в моем ответе, который сквозит в моих движениях, когда я отступаю, освобождая пространство для маневра. Парень осторожно протискивается в квартиру, стараясь не повредить свою ношу и захлопывает дверь, отрезая нас от остального мира. А я успеваю быстро метнуться к двери ванной комнаты, сдергивая с крючка махровый необъятный халат и закутываясь в него на манер плаща. К моему счастью, дар речи возвращается, а сердце перестает стучать в горле, замедляя бег.
– Проходи, – киваю по направлению к гостиной и прислоняюсь к стене, складывая на груди руки и наблюдая, как Баринов скидывает ботинки, – мы же договорились встретиться на месте?
– В самом деле? – с непонятной интонацией переспрашивает Никита, проходя в комнату, а я незримой тенью скольжу следом. Он не снял куртку, странно, но меня целиком занимает цель его визита. Поэтому не прерываю допрос, почти забыв о смущении и недавнем конфузе.
– Ага, – киваю, настаивая на объяснениях. Но Баринов продолжает испытывать мое терпение, загоняя очередным своим ответом меня в тупик.
– Значит, я соврал, – озорная улыбка вместе с подмигиванием появляются настолько неожиданно, что я опять замолкаю. И на этот раз дело не в словарном дефиците. Просто я «залипаю», попадая под его обаяние, забывая ненадолго, о чем же хотела узнать.
Но зря он думает, что легко отделался.
– Баринов, не испытывай мое терпение, – тяну слова с легкой угрозой в голосе, становясь напротив него посреди комнаты, – зачем ты пришел?
А затем, обратив внимание на часы на стене, добавила:
– У нас мало времени. Через двадцать минут приедет такси, а мне еще одеться надо.
И снова этот взгляд, ласкающий сквозь одежду. Разгоняющий острое томление по коже и лишающий сил к сопротивлению…
– Отменяй, – бросает так резко, что сначала я не понимаю.
– Что?
– Отменяй такси, – поясняет он терпеливо, перебирая красивыми пальцами по шуршащей обертке, – я тебя отвезу.
– Но.., – пытаюсь я возразить, но мне не дают.
– У меня для тебя подарок.
И снова мое безмерное удивление и его ухмылка. Не издевательская, вовсе нет. Скорее уж чуть снисходительная и нетерпеливая, сдобренная радостным ожиданием. Будто для него это не меньшее удовольствие, чем для меня.
Я вскидываю брови в ожидании продолжения, и Никита не затягивает паузу.
– Держи!
– Что это? – в мои руки уверенно перекочевывает тот самый неизвестный плоский предмет. Но я не спешу распаковывать его, испытывая странную нерешительность.
– Разверни, узнаешь, – пожимает парень плечами, демонстративно отходя к полке с фотографиями.
Действительно, чего это я? А пальцы уже живут собственной жизнью, разрывая бумагу…
Интересно, что там?
Как назло бумага плотная и ощутимо сопротивляется моим подрагивающим рукам. Но сдаваться я и не думаю, с азартом вовлекаясь все глубже в процесс. И уже давно не беспокоит ни загадочное появление Баринова на пороге моей квартиры, ни выражение его лица, ни мой внешний вид. Тем более, что непонятный «сюрприз» удачно достает мне почти до талии, надежно скрывая наполовину от жгучих серых глаз.
Когда на свет появляется причудливая широкая рамка, я понимаю, что в моих руках картина. Очень большая, примерно метр на полтора, или даже больше – мой глазомер в этом плане никуда не годился. Абстрактная вязь завитушек и вензелей, выполненная в приятном песочном с золотом цвете, слишком шикарна, чтобы оставить меня равнодушной.
Но это не идет ни в какое сравнение с той гаммой чувств, которая накрывает меня спустя еще полминуты…
