– Хорошо, – идея созревает мгновенно, а на лицо наползает такая мстительная ухмылка, что Лазутина на миг теряется, – но тогда у меня тоже есть условие.
Она вопросительно приподняла бровь в ожидании. Легкое превосходство во взгляде меня не впечатлило. Шанса отказаться я ей не оставлю.
– Ты будешь делать все в точности, как я скажу, – озвучиваю, с удовольствием отмечая игру эмоций на ее лице. Настороженность и сомнение… слабая надежда и неуверенность… раздражение и нежелание подчиняться… Смотрел бы и смотрел.
Решайся, Янка! Игра становится по-настоящему интересной, только когда в ней участвуют двое…
– Хорошо, – медленно кивает, не переставая сверлить меня напряженным взглядом. И мне понятны ее опасения. Тем более, что точно знаю – мой план ей не понравится. Совсем. – Только если при этом мне не будет ничего физически угрожать. И репутация не пострадает.
– Да твоей репутацией можно гвозди заколачивать, – неприлично весело рассмеялся я, вспоминая о том, какой образ она постаралась создать в глазах однокурсников, – поверь, даже стриптиз посреди аудитории и массовое жертвоприношение ей не повредят.
Мне показалось, или девушка вздрогнула? Я попытался заглянуть ей в глаза, уже даже качнулся вперед, чтобы сделать шаг, но был тут же остановлен насмешливым прищуром.
– Вот и договорились, – бросила она, шагая в сторону стоявшего невдалеке мотоцикла, – можно и по домам теперь. А то что-то разговорились мы с тобой. Хорошего помаленьку.
Вот так всегда. Как будто ничего и не было.
Впрочем… друзьями с этой ехидной стать нам в любом случае не грозит.
Глава 18
Яна
После моего сумасшедшего ночного заезда прошло уже больше суток. Прощание с Бариновым тогда вышло неоднозначным. Я раз за разом вспоминала наше общение на протяжении последних недель, включая прошлую ночь, и никак не могла разобраться в себе, запутываясь все больше.
Пора было взглянуть правде в глаза и признать, что наши отношения давно перестали быть вынужденными и неприятными. Все чаще и чаще я ловила себя на том, что наши разговоры доставляют мне удовольствие. Мне нравилось видеть искренний интерес в глазах парня, и с удивлением отмечать, что он далеко не так глуп и ограничен, как я о нем думала. Мы часто спорили, но теперь ехидные слова, на которые мы не скупились, лишь раззадоривали нас, придавая приятную остроту процессу.
Но я никак не могла преодолеть внутренний барьер, строившийся годами, и не дающий никому приблизиться к душе ближе, чем на километр. А редкие минуты откровенности, когда я забывала обо всем и становилась той, чей образ давно затерялся в прошлом, сменялись мучительным самоедством. И робкий голос надежды, говорящий о том, что мажору можно доверять, жестко заглушался доводами разума и напоминанием, чем для нас закончилась такая доверчивость в прошлый раз.
И раз за разом минут откровения становилось все больше, а голос разума – все тише. Невозможно жить в одиночестве среди людей, даже если у тебя есть куча железобетонных причин и жестокая клятва, данная самой себе. Даже такой, как мне, хотелось иногда почувствовать себя самой обычной девчонкой, без груза прошлого, терзающего душу.
Но хорошо это или плохо, определиться я до сих пор так и не смогла…
Проспав меньше трех часов, с утра как обычно рванула на учебу. Практика, лекции, перерывы, бег между корпусами, все закрутилось привычным вихрем, позволяя на время отвлечься от собственных мыслей, погрузившись в учебные проблемы. Все было как всегда, кроме одного.
Да, да, Баринов. Именно он выбил меня из колеи, нарушив монотонность студенческого дня. Я в этот момент как раз зашла в аудиторию, где у нас должна была через десять минут начаться лекции по терапии. Ноги по заученной годами траектории несли меня к первой парте, когда, бездумно окинув взглядом уже присутствующих, я не поверила своим глазам. Мажор, сияя такой улыбкой, будто сто лет меня не видел, но мечтал об этом каждую минуту, приветственно кивнул мне, заставляя споткнуться на ровном месте. Скосив глаза под ноги и с мыслью, что у меня качественный обман зрения, я вновь посмотрела на Баринова. Чтобы окончательно захлебнуться удивлением, когда он радостно помахал мне рукой.
И что это было?
Неуверенно и криво улыбнувшись в ответ, я заторможено села на свое место.
Все это время, что мы встречались и я осваивала байк, мы строго соблюдали договоренность о конспирации. Никаких приветствий, никаких вольностей, и даже ругались с прежней регулярностью. Правда, за последние пару недель, привычных гадостей от него я не слышала, но ни о какой симпатии и близко речи не шло. А тут такое… Странно.
Обдумав все еще раз, пришла к выводу, что что-то еще мне показалось странным в его поведении. Будто за его улыбкой скрывалось нечто большее…
Но, как ни старалась, сообразить не смогла. А после началась лекция, потом надо было решить вопрос с должниками по зачетам, вдобавок сегодня у меня стояла ночная смена… Короче, о Баринове я совершенно забыла.
Как оказалось, зря!
На работе удалось поспать буквально пару часов, а учитывая, что и до этого выспаться не удалось, в универ утром вплыла сонной-сонной мухой, мечтая лишь о крепком кофе и подушке. Причем очередность и мое положение в пространстве при этом роли не играло совершенно.
В связи с этим на первые несколько приветствий ответила автоматически, хоть и не слишком разборчиво. Затем настала очередь преподавателя по физике, приятного молодого мужчины, кумира всех первокурсниц. Его веселая улыбка вкупе с подмигиванием, заставили проснуться быстрее кофе. А открыв глаза пошире, я с нарастающим изумлением наблюдала небывалую картину. Почти все студенты, так или иначе, попавшиеся мне навстречу, натыкаясь на меня, сначала округляли глаза, притормаживали, а вот потом…
– Лазутина, привет! – донеслось от трех девушек из пятой группы, что-то обсуждающих на площадке между вторым и третьим этажом.
Хмуро кивнув, я продолжила путь.
– Янка, хей! – Артюшев, догнав меня, легко хлопнул по плечу, удивив до немоты, – ну, ты даешь!
– Привет!
– Лазутина, привет!
– Ого, кто бы мог подумать! Хай!
– Янка! Давай с нами в выходные! Эй!
– Привет!
Я только ошарашенно кивала головой, как болванчик, совершенно ничего не понимая. Казалось, что весь мир в одночасье сошел с ума, не поставив меня в известность. По известной всем методике, ущипнула себя за запястье. Шикнула от боли, перестаравшись.
Все-таки не сплю.
Кое-как добралась до кабинета, надеясь разобраться во всем там. Но, впечатленная до крайности всем происходящим я, видимо, совершенно не смотрела по сторонам, вдруг с размаху впечатавшись носом в чью-то твердую грудь.
– Ой!
