– Что-то случилось? – нахмурился я. Мне очень не понравилась смена ее настроения. Только что была веселой и беззаботной, и вдруг такая просьба.
– Нет… не совсем, – она вздохнула, а потом растерянно произнесла, – я не ела. Совсем. С утра только мюсли немного. А настойка эта крепкая, даром, что домашняя… у меня есть максимум минут двадцать, чтобы не опозориться, выписывая кренделя от стены к стене по коридору.
Внутри шевельнулось незнакомое чувство… что-то теплое и уютное окутало тело мягким пледом, заставляя почувствовать себя сильным и уверенно обхватить не сопротивляющуюся девушку за плечи. Хотелось сказать что-то такое… доброе… нежное… Но это же Лазутина! Та самая, которую столько лет хотел придушить чаще, чем спать и есть!
Я резко одернул себя, возвращая в голос ехидные нотки.
– Ладно уж, так и быть, Лазутина, не дам я тебе потеряться в пьяном угаре и сгинуть в страшном городе. Пошли, давай.
Но она лишь одарила меня странным взглядом, не сказав ни слова в ответ.
Мы молча направились на выход, ни с кем не прощаясь.
Отрешенно отметил, шагая по пустынному коридору, что понедельник, видимо, не популярный день в санатории. Вокруг не было ни души, даже из номеров, мимо которых мы проходили, не доносилось ни звука. Уверен, что наши шаги были бы слышны даже на улице, если бы не мягкий ковер под ногами.
На выходе молодой охранник проводил меня подозрительным взглядом, улыбнувшись лишь девушке, тихо следующей за мной на некотором расстоянии. И мне это неожиданно не понравилось. Особенно то, как тепло прозвучали слова прощания, с улыбкой сказанные парню в ответ.
С силой распахнув двери, я вывалился в морозную ночь, до боли вдыхая колючий воздух.
И с каких пор мне есть дело до того, кому улыбается Кобра?
Но колкие слова злобными пчелами крутились на языке, готовые сорваться в любой момент, и я яростно тряхнул головой, прогоняя их. Выставлять себя дураком не хотелось. Да еще и перед этой выскочкой.
В полном молчании мы сели в машину. Лазутина, негромко звякнув содержимым, устроила пакет со своим призом у себя в ногах, и привычно отвернулась к окну, поежившись и спрятав нос в воротник куртки. Машина успела основательно остыть, пришлось врубить печку на максимум. Подождав пару минут, я медленно выехал на дорогу.
Очень скоро молчание начало меня тяготить. Непонятное раздражение отпустило, а вопросы остались. Подумав, я решил, что мое любопытство вполне уместно.
– Странное место…
Да уж, начал издалека, ничего не скажешь. Дальше просто некуда.
– В смысле? – ожидаемо удивилась Лазутина, повернувшись ко мне.
– В смысле, никогда бы не подумал, что в таком пафосном месте обитает кружок любителей шахмат для тех, кому за пятьдесят. Или нынче пенсии взлетели до небес, а я не в курсе?
Странно, но Лазутина не огрызнулась, хотя я очень ждал. А вот легкая улыбка в голосе стала настоящим сюрпризом.
– А, это. Тут просто нам повезло. У Веры Митрофановны муж внучки – директор этого санатория, он и предложил нам сюда перебраться, чтобы всем удобно было. Поначалу мы в сто пятой школе собирались, в которой Петр Васильевич завхозом подрабатывает. Но там неуютно и тесно в его каморке, да и директор не особо рада была. Вот и переехали сразу, как другой вариант подвернулся. Теперь старички наши просто в восторге, каждый раз, как на праздник собираются. Целый выход в свет, а не развлечение, – такой теплоты от Кобры я никогда не слышал. Сомнений не оставалось – она была искренне привязана ко всем тем, кто сейчас остался в санатории.
– И давно ты играешь? – я свернул с объездной дороги в сторону центра, удачно миновав два светофора. Хороший знак.
– С восьми лет, – Лазутина немного расстегнула куртку, оголяя шею. Странно, вроде не так жарко в машине.
– В секцию ходила?
– Нет, бабушка учила. Она говорила, что в этой игре вся наша жизнь, – на лице моей пассажирки расцвела улыбка, грустная и счастливая одновременно. А я едва не забыл, что веду машину и нужно смотреть на дорогу.
Сейчас назвать эту девушку Коброй у меня бы не повернулся язык. Открытая, располагающая, даже завораживающая, она открывалась мне с неожиданной стороны, удивляя и интригуя. Мне хотелось еще раз доехать до санатория и обратно, лишь бы дольше слушать ее мягкий мелодичный голос, перемежающийся тихим смехом.
– Хорошо играла? – поддержал я разговор, стараясь не отвлекаться от дороги.
– Лучше всех, кого я знаю, – щеки девушки заметно раскраснелись, а глаза чуть поблескивали в неровном искусственном свете улицы. Алкоголь медленно, но верно захватывал молодой организм, демонстрируя чудеса преображения, – мне так и не удалось достичь такого мастерства.
– Разве? Я же видел, как ты сегодня играла, – возразил я, сворачивая во двор ее дома, – никто не сомневался в твоей победе. Вот и награда тому подтверждение.
Лазутина звонко рассмеялась, а я забыл обо всем, не в силах оторвать взгляд от красивого лица.
– У бабушки таких было шесть. А у меня пока только одна, – она вытащила пакет и отстегнула ремень.
И я с ужасом понял, что совсем не хочу, чтобы Лазутина куда-то уходила. Давно мне не было так хорошо и интересно с девушкой. Хотелось говорить и говорить, все равно о чем, лишь бы ее красивый смех продолжал звучать в салоне авто, отдаваясь приятной волной где-то внутри. А глаза у нее оказались неожиданно выразительными, с карими крапинками на зеленом фоне…
Но как задержать ее? Мучительно придумывал достойный повод, но, как назло, в голову лезли всякие глупости.
Но Лазутина, видимо, решила меня сегодня добить окончательно. Уже взявшись за ручку двери, она чуть замешкалась, а затем несмело предложила:
– Может, хочешь чаю? Наверняка ведь тоже голодный…
– Очень хочу…
Странно, но в прошлый раз обстановку в ее квартире я почти не запомнил. Настолько был обескуражен происходящим, что совершенно не смотрел по сторонам. Поэтому сейчас, разувшись и скинув куртку, я разглядывал все, что попадалось на глаза.
– Располагайся, – приглашающе махнула рукой девушка и быстро скрылась на кухне, сразу же начав звенеть посудой.
Я медленно прошел в гостиную, с интересом рассматривая каждую мелочь. Похоже, что ремонт тут делали давно, но все было очень аккуратно и чисто. Светлые обои в редкие крупные розовые цветы, мягкий темно-коричневый диван с подушками вместо подлокотников и спинки, два кресла в тон, тонкий светлый палас с абстрактным рисунком. Ничего лишнего, но вместе с тем очень уютно. Напротив дивана – стенка из светлого дерева, там же небольшой плоский телевизор – странноватое современное пятно на фоне укоренившегося прошлого.
Я подошел к стенке, внимательно изучая содержимое. Изящная статуэтка танцовщицы, пара стеклянных лебедей на зеркальном озере, несколько дисков с фильмами, три десятка книг и две фотографии в простеньких рамках. Я пригляделся – с одной из них на меня смотрела Лазутина. Только не сегодняшняя, а лет на пять-семь моложе – тонкая улыбчивая девушка с потрясающим длинным каскадом волос цвета солнца. В светло-зеленом сарафане на тонких лямках, открывающих загорелые руки и плечи, она сидела на качелях, чуть смущенно позируя фотографу. Странно… в моей голове никак не укладывались эти две стороны одной Кобры. Как? Зачем? Почему? Вопросы вихрем кружились в голове, но ответов у меня не было.
