— Будет жаловаться на мужа, что ещё можно рассказать.
Мама вышла. А я осталась одна. Села на кровать и уставилась в пол.
Что всё это значит? Какая жена? А я тогда кто?
Встала, глянула в зеркало. Бледная, несчастная. Как не живая.
Почему мне так не везёт?
Лучше бы я не ходила за Селимом как собачка, не было бы сейчас этого всего. Я помню, как было. Он постепенно, словно затягивал меня в свои сети, а я глупо и так беспечно поддавалась. Он скажет о любви, и я уже как дура, забываю все его грубые выходки.
Получается, я сама виновата в том, что поддалась, не рассмотрела. Получается, он тянул, а я шла, закрывая на всё глаза. Стоило ему сказать про женитьбу, и я, услыхав сладостное слово — замуж, пошла за ним, в его дом и стала пленницей по своей собственной инициативе.
А теперь что же получается, я и не жена вовсе. Он женат на другой?
Глупо. Нет, не верю. Этого не может быть. Мы же расписывались в Загсе, в государственном учреждении.
Я потянулась к сумке, достала паспорт, открыла страницу, где написано, что брак наш зарегистрирован.
Нет, не может быть. Я — жена.
Но признаюсь себе, в какой-то момент, я даже поверила той женщине и внутри где-то, вздохнула с облегчением оттого, что я, как она говорит — не жена Селима.
Только секунду или две.
В полпятого вышла из дома. И пошла по направлению к парку Горького.
Прошла по аллее направо. Несколько коротких дорожек. Впереди увидела детскую площадку. У качелей девушка, в темном длинном платье. И в платке замотанном на голове.
Всё это испугало меня. Вид женщины из другого мира, неясного мне. Она толкала качели с маленьким мальчиком и я почему-то сразу подумала, что это сын Селима.
Я подошла. Она кивнула и натянуто улыбнулась. При этом быстро разглядывала меня.
— Здравствуй Элиза.
— Здравствуйте, — сказала я и снова посмотрела на мальчика.
Всё что она сейчас скажет, будет неоспоримой правдой. Вот что я поняла.
41
Растерянность внезапно сменилась отчаянным желанием ни во что не верить.
— Что вы хотели мне сказать? — уверенно произнесла я.
Она посмотрела на как-то слишком по-доброму, и я сразу оставила свой высокомерный, недружелюбный тон. Не могу дерзить человеку незлому. А она незлая, это видно и чувствуется.
А ещё в ней чувствуется какая-то надломленность и страх. Словно ей нужна поддержка, сила, которая защитит и она отчаянно ищет эту силу. Даже путём отнятия у других. С первого взгляда она не слишком мне понравилась, и после того как заговорила тем более. Возможно, при других обстоятельствах я прониклась бы симпатией к ней, но точно не в этот раз.
— Мне жаль Элиза, но ваш брак с Селимом не может быть действительным, потому что он женат на мне, — произнесла она, глядя мне в глаза.
— Покажите документы, — я упорно сопротивляюсь.
Потому что наверняка знала, что никаких документов нет. А если есть, то не значит, что они действительны. Сейчас за деньги, всё что угодно можно подделать.
— У меня нет документов, — сказала она грустно.
— Тогда разговор окончен, — я повернулась, чтобы уйти.
— Элиза, оставь его, он мой муж. Он должен быть со мной. Селим нужен мне и моему сыну.
— С чего бы это? Мне он тоже нужен, — я обернулась и снова глянула на ребёнка.
Плохое, такое неприятное ощущение, что это именно я что-то у кого-то отбираю.
Сейчас я почувствовала, как ускользает все, что есть у меня в руках. Сама не знаю радоваться или печалиться. Может и сопротивляться не нужно?
Если мне так не нравится жизнь с Селимом, его странные требования, вот он шанс избавится от мужа, но почему же я не делаю этого. А даже наоборот пытаюсь противостоять этой женщине с ребенком. Внутри вспыхнуло странное желание борьбы.
— Предоставьте доказательства, что вы его жена. И, если это действительно так, я уйду, — сказала я спокойно.
Она помолчала несколько секунд, а потом выдала:
— Ему от тебя нужен только секс. Ты — его наложница.
— Что? — вот тут мне уже стало интересно.
— А то что, когда любимая жена не может заниматься сексом с мужем, по разным причинам, тогда он идёт к наложнице.
— Что за бред. Может у вас там и так, а у нас по-другому.
Говорю, а у самой в голове пазлы складываются. А ведь возможно она права. Он относится ко мне не как к любимому человеку, а как вещи, которую используют. А слова его о любви, просто дежурные слова, чтобы успокоить. Как кость собаке, чтобы она заткнулась и не лаяла и не выпрашивала, чтобы её почесали за ухом.
— Хорошо, допустим я вам поверила, где доказательства незаконности нашего брака? — слабый для чувств, но самый большой аргумент по сути.
— Пока он не скажет мне три раза — уйди, я — его жена. А он не сказал.
— А-а-а, вот оно что, тогда можете уходить. Я-то думала у вас серьезные аргументы, а у вас какая-то ерунда.
— Это не ерунда. Пока он не скажет, мы муж и жена.
— Ладно, все я вас поняла, — повернулась уходить, а потом снова вернулась, — Единственный вопрос. Чей это сын?
Она занервничала.
— Ответьте, это же простой вопрос — его сын или нет?
— Я не могу ответить на этот вопрос, — сказала она быстро.
Вот как. Если бы это был сын Селима, она непременно сказала бы это. Но она смутилась и не хочет отвечать. Тут что-то не так.
— Послушайте. Я не знаю, что там у вас было, но у меня своя жизнь и прошу вас в неё не лезть. Мне очень жаль, что вы так поступаете. Если он от вас ушел и женился на мне, задумайтесь, на это должны быть причины.
Она смотрела на ребенка, толкала качели и лицо ее было в этот момент задумчиво-добрым.
Вся моя злость, проснувшаяся в какой-то момент, тут же исчезла. Как можно злится на человека источающего любовь к ребенку. Я не могу.
