Она села в машину и они уехали.
А я остался.
С минуту я так и стоял.
Ну, что можно идти застрелиться, или сбросится с двадцатиэтажки в которой живу. Теперь уже смело можно выбирать, каким именно образом со всем покончить.
Вспомнил маму, потом Софию.
О-ё-ё-й!
Домой возвращался грустный, в состоянии молчаливого транса. Ничто не могло сейчас расстроить меня. Что могло уже случилось.
В лифте притулился к стене и потеряно смотрел в угол. Двери открылись, я вышел. По привычке обернулся и…
Не верю глазам своим…
Моя любимая, моя девочка, моя королева, как же… сидит на лестнице, прижалась к перилам, спит. Правда спит.
И теперь я ощутил в ней потребность такую сильную, какой раньше просто не замечал.
Я подошел, присел.
— Эй.
Она открыла глаза. Такая красивая, нежная, такая…
Вот кого я сейчас хочу…
Глава 32
— Эй, — услыхала я.
Кто-то коснулся моего колена, и я открыла глаза.
В следующее мгновение его губы накрыли мои. Руки мои потянулись и обвили его шею, проникли под мягкую ткань кашемирового пальто, и я почувствовала себя затянутой в безумные объятия его сильных рук.
Ладонь Платона легла под голову, а тело наваливалось на меня, и холодные ступени стали давить и заставляли умоститься удобней.
Я падала, но не с высоты, а в мыслях. Падала на лестницу и уже представляла, как сейчас будет. Он просунул руку под халат. Зря старалась, туго завязывала, это всё равно никак не помогло.
Смелые пальцы скользнули под трусики.
Горячие губы Платона с запахом коньяка, приникли к моим губам и скользили по ним. Язык смело прошелся по зубам и устремился в глубину. Я прогнулась, Платон навалился и я расставила ноги, для того чтобы удобнее обхватить его бёдра.
Так хорошо. Укрытые его пальто, мы словно единое существо, упавшее тут на лестнице. Громко вздыхая и притягивая друг друга, делали то, что нам хотелось в эту минуту больше всего.
Клянусь, мне было всё равно увидит ли кто-то или пройдёт мимо, или даже остановится.
Я прижималась ногами к его торсу и не могла сделать ничего, ни одного движения, чтобы отстраниться. Попытаться понять, вспомнить, где мы находимся. Нет. Наоборот, я всё сильнее прижималась к его телу.
— Я не могу без тебя, — горячо шептал он мне в шею. — Ты заставляешь меня плевать на всё.
В ответ я только вздыхала. Чувствовала, как вздымается и опускается грудь.
Он провел пальцами у меня между ног и я поняла, что не могу сдержаться. Рука потянулась к его ремню, дернула, расстегнула. Он быстро схватил меня, притянул к себе и я ощутила, как он вошел.
Мы охнули тихо, сдавленно, глухо.
Резко вошел, потом назад и снова вошел, я схватила его за спину и впилась в неё ногтями. Страх быть уличёнными, всё больше распалял. Это впрыснуло в мою кровь адреналин и заставило выгнуться сильнее. Я откинулась назад, и почувствовала, как он дернул халат, оголил одну грудь и обхватил её губами.
Всё сильнее он прижимал меня к лестнице, всё больнее отзывалось каждое его движение. Я билась о камень и старалась выгнуть спину, чтобы хоть как-то смягчить резкие толчки. Он почувствовал моё движение и подложил ладонь, и теперь мне было удобно.
Под напором желания, я не чувствовала уже ничего кроме страсти, что охватила меня здесь на этой лестнице. Только стремление отдаваться ему везде, где он захочет. Этого хотелось больше всего. От каждого движения я откидывалась и чувствовала, как сильны его пальцы на моём бедре.
Я горела, или так казалось. Этот огонь охватил полностью. Стало невыносимо жарко. Его руки одна на спине, придерживают, чтобы я не ударялась, вторая на ягодице. Словно он держит меня на весу, чтобы не касалась холодных ступеней.
Хорошо, что я надела длинный халат.
Платон прижимался, все стремительней двигался, и я почти ощутила его невероятную тягу. В этот момент я верила, он любит меня, действительно любит.
А я — люблю его. Но пока не могу в этом признаться. Никому. Ни самой себе, ни тем более ему.
Но тут, на этой пыльно лестнице, кажется, стала теряться где-то в просторах этой необъятной любви. Моя совесть, она рассеивалась с каждый новым движением Платона. Всё пропало, забылось и стерлось.
Именно то, что в таком месте охватило желание, именно то что Платон оказался рядом со мной, в это время, именно то, что совсем напрочь забыла, зачем пришла сюда, всё это подсказывало непростую и теперь уже такую явную истину, я люблю его и от этого никуда не деться.
И я перестала сопротивляться тому, что явно, отдалась, и согласна даже страдать. Согласна на всё, на развод, на потери, только бы быть с ним. Только бы не расставаться никогда.
Всем телом я затряслась и вот-вот готова была выдохнуть. Стон мой тихий, но это — стон любви.
Платон громко выдохнул, напрягся. Прижался всем своим телом к моему, а потом расслабился и приник губами к моим губам. Он смотрел мне в глаза, в его взгляде любовь.
Я провела пальцами по его щеке, и вот сейчас в самой полной мере ощутила, такой необходимый мне, уют его объятий.
Когда всё закончилось, он придавил меня и с силой притянул к себе.
— Только ты меня можешь спасти, — выдохнул он.
— Ты меня пугаешь?
— Я хочу, чтобы ты знала, чтобы не случилось, запомни, мне нужна только ты.
— А что может случиться? Ты о чём? О той девушке? Она кто? Твоя невеста?
— Нет. Я пока не знаю. Слушай, давай переезжай ко мне.
— Я не могу, у меня ребёнок, я должна…
— Забирай ребёнка…
— Это не так легко, как ты думаешь.
Послышалось движение лифта, и в этот момент я впервые услышала что-то ещё кроме наших вздохов и стонов, и слов.
Платон встал, застегнул ширинку на брюках, подал мне руку я тоже встала. И теперь чувствовала себя неловко.
