Это наваждение какое-то. Неужели всё изменилось навсегда?
Сознание требует этих перемен, а ум борется и не дает полностью в них окунуться. Может быть, потому что у меня есть какая-то совесть. Или недоверие. Я не могу вот так всё перечеркнуть и броситься в омут с головой.
Хочется, но я не могу.
Звук открываемого замка, прервал мои мысли. И я бросилась к духовке доставать запеченный картофель с овощами и курицей.
— Соня! — услыхала голос мужа. — Иди сюда!
Я вышла в прихожую, сжимая в руках полотенце.
— Уже пришел?
— Что это? — требовательно и сердито он указывал на упавший с полки шарфик, даже не знаю, почему он упал.
Я быстро подошла, подняла, сложила и положила на полочку.
— Неужели это так трудно, поддерживать порядок в доме? — строго сказал Паша. — Почему я всегда должен тыкать тебя носом? Тебе трудно?
— Не трудно, — сказала я и вспомнила слова Наташки.
— Тогда почему я должен на это смотреть?
Он разулся, надел тапки и пошел в гостиную.
— Всё на мне! Работа, забота о вас с Юркой, о персонале. Я должен ещё тут следить, у тебя не так много обязанностей, чтобы не замечать такой мелочи, как упавший шарф.
— Хорошо извини, — потупилась я и выслушивала его строгие наставления, — не обязательно столько криков разводить из-за какого-то шарфика.
— Что?!
Я испуганно глянула. Кажется, не стоило ему перечить, у него видно что-то на работе и теперь пришел вымещать злость на мне.
— Что ты сказала? — он подошел вплотную и схватил меня за подбородок. — Смотри сюда и запоминай, ты тут никто, делай своё дело и не открывай рот, когда тебя не просят. А будешь открывать, покатишься отсюда. Вернёшься к своим родителям алкашам. И ребёнка не получишь!
— Они не алкаши, — грозно глянула я.
— Расскажи кому-нибудь, только не мне.
— Убери руки, — попыталась я убрать голову от его пальцев, но он резко схватил за шею и сдавил.
— Я тебя предупредил, ребёнка ты не получишь. Я тебя лишу материнских прав. Скажу, что ты пьешь, как и твои родители. Так что делай, так как я говорю, или проваливай отсюда в одних трусах.
Хотелось оттолкнуть его, засмеяться в лицо, сказать, что я ухожу, но это только в голове, наяву же страх сковал мои руки и ноги. Я представила себя без моего ребёнка и реально ощутила, что могу остаться без него.
— Хорошо извини, я буду стараться, — выдавила я.
— Прекрасно, — он отпустил мою шею, и я ещё некоторое время чувствовала боль, — а теперь давай обед.
Быстро накрыла на стол. Паша сел, щёлкнул пультом, и звуки телевизора рассекли тишину.
— Не мельтеши, — сказал он, когда я прошла второй раз, чтобы поставить на стол салат. Потом вернулась в кухню, ждать его приказаний.
,Да, я настоящая овца. Не могу даже слово сказать поперёк. Почему это происходит? Я не понимаю. Ведь он таким не был. И теперь так будет всегда? Я не хочу. Нужно что-то решать, что-то делать. Я не хочу тут оставаться. Но не уйду без ребёнка. Что же делать?
Когда он ушел, я убрала со стола. Постояла немного, а потом сняла фартук и пошла к выходу.
У квартиры Платона, оглянулась, нет ли кого, кто может увидеть. Никого не было. Никто не стояли, не следил и не подсматривал.
Я постучала.
Дверь открылась почти сразу.
Только вошла, он схватил меня за плечи, притянул к себе, прижал. Его крепкое тело прижалось к моему, и на несколько секунд я почувствовала себя в безопасности.
Он — мой спаситель.
Его сильные руки обхватили меня, жадные губы, коснулись шеи. Его дыхание возле уха. Всё это тянуло меня и заставляло теряться в реальности, падать в яму и пропадать в ней на какое-то время.
Платон прижался торсом к моим бедрам, и я почувствовала его желание. Грудь вздымалась от нарастающего, горячего дыхания. Он хочет, и я начинаю хотеть. Моментально загораюсь в его плотных объятиях.
Мы прижались к стене. Рука скользнула между моих ног и теперь уже я громко выдохнула. Потянулась, тронула его волосы и закрыла глаза от удовольствия, что медленной, томной волной надвигалось.
Его пальцы скользнули под трусики.
Ладонь легла мне на шею обхватила пальцами, придавила и я тут же вспомнила о муже, который ровно полчаса назад крепко держал меня за шею.
— Послушай, — я оттолкнула ладонь и отстранилась от Платона, — нет, не нужно.
— Почему? — он удивлённо развёл руки в стороны и нахмурился.
— Я не хочу.
— Не хочешь? Серьёзно? — возмущённо расширились его глаза.
— Да, я не хочу, чтобы это продолжалось, это неправильно.
— Мне всё равно, — он снова приблизился, попытался обнять.
— А мне нет. Нет, не нужно, я пришла лишь только для того, чтобы сказать — это нужно прекратить.
— Почему объясни, что тебя не устраивает?
Он смотрел удивлённо, не вполне веря в происходящее.
— Ничего не устраивает. Я не хочу обманывать, не хочу.
— Но он же тебя обманывает. Ему можно, а тебе нельзя?
— Это другое, он мужчина.
— Это ещё хуже.
— Хуже?
— Конечно, он делает это спокойно, бед угрызений совести, в отличие от тебя.
— Но он…
— Подожди, не говори ничего, — он положил палец на мои губы, и я затихла, — я понимаю, тебе нелегко. Но ты можешь уйти от него.
— Я не могу, там мой ребёнок. Он мне его не отдаст. И куда я уйду?
Он замолчал. В этом молчании я поняла, что сказать — уйди — легко, но предлагать, он ничего не предлагает.
— Можно снять квартиру, — запоздало предложил он, но как-то вяло.
И мне это совсем не понравилось.
Да, он такой же, как и все. Просто пользуется — но это не любовь. Точно не любовь.
