– Ну, ничего, свидимся еще, чай, в Киеве оба живем. Я свой нос еще тебе припомню. Ох, не расплатишься, – и дружинник припрятал платочек туда же, где бусы малахитовые лежали.
***
Тем временем Святослава на пристань киевскую мчалась со всех ног. И вовсе внимания не обратила ни на то, что какому-то молодцу по носу заехала, что смел ее удерживать, ни на то, что платок обронила. Только одна мысль у нее была: успеть на пристань до отбытия кораблей торговых.
– Погоди, зорюшка, дай с отцом попрощаться, – взмолилась она солнцу. Но светило неумолимо поднималось.
Святослава со всех ног мчалась, не обращая внимания на прохожих ранних. Вот уже из-за стен городских выбежала. Еще немного, и на пристани окажется. Волосы растрепались по ветру, подол грязным стал. Ведь не обращала внимания она ни на лужи, ни на грязь под ногами. Некогда было. Лишь бы с отцом успеть попрощаться.
Добежала до пристани. А кораблей нет. Кинула свои очи светлые на горизонт, увидела паруса.
– Батя, батя! – закричала что есть мочи да по берегу побежала.
– Батя, батя!
Кто-то на корабле заметил девицу странную, бегущую вдоль берега и руками машущую.
– Не твоя ли дочка, Никита Емельянович?
Купец бросился на правый борт, что ближе к берегу был.
– Святослава, доченька! – крикнул ей в ответ.
Прибежала все-таки. Не забыла отца своего. Простила. Заликовало сердце старческое.
– Святослава! – снова крикнул.
Услышала его дочка. Засияла вся, как солнышко, волосами своими золотистыми да улыбкой безудержной, жемчугами ослепительными зубов засияла во все уста. Помахала отцу рукой да поклонилась ему в пояс.
– Попутного ветра, батюшка! – крикнула.
Отец рукой помахал, дал знак, что услышал, и тоже в ответ поклонился. А со старческой щеки слеза скупая упала на корму.
Глава 3
В это же утро вся дружина над Ярославом смеялась при виде носа его разбитого.
– Это тебя так та боярыня отделала? – пуще всех Радомир потешался.
Ярослав то и дело гневные взоры в ответ бросал, как стрелы свои острые. Ведь сказал же друзьям, что споткнулся ночью о булыжник, темно же было. Да и бусики малахитовые предъявил как доказательство ночки. Но друзья не унимались, подшучивали.
– Вон, никто из нас молодца славного одолеть не может, а девка одолела! –всюду смех стоял.
– Да зачем бы она меня сначала била, а потом бусики свои дарила? –оправдывался новгородец.
– А может, ты силой у нее отнять пытался, вот она тебе по носу и съездила, – продолжал покатываться со смеху Радомир.
– А может, и съездила, да только бусики я взял и был у нее до зорьки ранней. А ну спину подставляй, кататься буду! – крикнул другу Ярослав.
Радомир смеяться перестал. Теперь пришла очередь Ярослава над ним потешаться. Но уговор есть уговор. Ночка-то была, и бусики тому доказательство. И неважно, что нос разбит.
И подставил Радомир спину свою богатырскую. А Ярослав тут же запрыгнул на него, как на жеребца. И стал гонять по полю. Дружина опять хохотом улеглась на траву зеленую. Сотник, увидев такие забавы странные, хотел было их остановить, но дружинники отговорили, мол, спор у другов. Сотник рукой махнул и ушел. Спор среди мужей – дело святое, и неважно, что один на другом как на жеребце скачет.
Наскакался вволю Ярослав на старшем товарище да отпустил.
– Я ж тебя до полудня обещался возить, чего успокоился? – обиделся Радомир. – Али пожалел меня?
– Ничего я тебя не жалел. Спина у тебя крепкая, скакать и скакать на ней. Да в град я собираюсь. Не скакать же на тебе перед девами красными.
– Это верно, – понял намек друг. Им предстояло сегодня вместе с Мстиславом подвиг Ярослава совершить да закадрить кого-нибудь. И ночку провести. Ведь гулять-то пять деньков осталось.
– Пойдем, – важно сказал Ярослав, – буду вас уму-разуму учить.
– Ох ты, ох ты, – подшучивал над ним Радомир. – Такому уму-разуму долго учиться не надо, – и снова показал на нос Ярослава.
– А ну молчи, а то в град на спине твоей поеду!
Радомир тут же умолк, заставив смеяться уже Мстислава.
И вот они опять на ярмарке оказались, что на центральных площадях проводилась. Знали молодцы, куда шли. Все девицы Киева тут околачивались в поисках безделушек цветных да кваса холодного с пряниками. Вот и троица дружная туда же подалась. Пока шли, Ярослав с ученым видом им объяснял, как девиц кадрить.
– Все запомнили? – строго спросил у другов своих.
– Запомнили, – кивнули оба.
– Ну, тогда вперед.
– Только ты поодаль от нас, Ярослав, держись, чтобы девки на тебя поперву не смотрели, а то шансы наши тогда уменьшатся, – обратились к нему товарищи.
– Хорошо, я тут тогда сам по себе погуляю.
И разошлись они, Радомир с Мстиславом в одну сторону, Ярослав – в другую. Пока друзья неудачно пытались молодиц каких-то закадрить, новгородец уже приметил себе хорошенькую купчиху в самом соку, что сеном тут же торговала. Бойкая была, голос журчащий. От силы годков двадцать пять. Ярослав тут же к ней подался. Недолго пришлось купчиху уговаривать, уже через пять минут отдавалась она ему со всей страстью на сене за местечком своим торговым. Да Ярослав ее не сильно-то любить решился. Так только, свою похоть удовлетворить да друзей подразнить. Как он Любу сегодня ласкал, не всякую так ласкать станет. Каждой бабе свое место! Кому любовь, а кому и на сеновале помаленьку хватит.
***
Святослава сидела подле оконца горницы своей, когда подруги пришли ее кликать на ярмарку пойти. Та упиралась, не хотела. Грустно ей было из-за отъезда батюшки.
– Ты пойди, с подружками-то развейся, краса-девица. С отцом попрощалась, теперь пойди и себе честь отдай. Чего киснешь тут? – возмущалась нянька.
Святослава только отмахивалась. А тут и дядька с теткой надоедать стали, мол, иди с подружками на ярмарку, а то и подруг не останется, коли выходить никуда не станешь.
Решила Святослава, что лучше на ярмарку пойти, чем назойливые пререкания домочадцев слушать. Взяла с собой крестьянина Степана, мужика грозного, которого к ней батюшка приставил для охраны, из долговой ямы ранее вытащив. И теперь Степан век обязан был купцу, вот и обещался дочку стеречь и днем и ночью.
– Только смотри, не мешайся у меня под ногами, – пригрозила ему Святослава, когда из терема вышли. – Я за себя сама постоять могу. Вон сегодня уже какому-то наглецу нос разбить успела, когда тот на моем пути встать решил. Чтоб как тень был и без надобности не вмешивался!
Степан выслушал указ да поклонился хозяйке. Знал, что та девка разумная, в глупости не ввяжется. А вот подруги ее… И он грозно глянул на трех девиц юных. Ох и вертихвостками те были! Даже Степану глазками сверкали. Степан хоть мужик и молодой был да видный, всего тридцать семь годков, но все же им не ровня. А они все равно ему улыбались. Как говорилось, что крестьянину, что боярину! От таких девок только беды и жди. Как бы из-за них его хозяйка в какую нелепость не попала.
