Книга Женщина из прошлого, страница 22. Автор книги Диана Машкова

Разделитель для чтения книг в онлайн библиотеке

Онлайн книга «Женщина из прошлого»

Cтраница 22

Мама пришла за ним с одеждой через десять минут. В своем старом пальто, с заплаканными глазами. Пуховый платок она повязала так, что пол-лица не было видно. Значит, все-таки успел, сволочь! Кирюха сжал кулаки.

Пока одевался в комнате, слышал, как женщины вполголоса переговаривались в прихожей. Зинаида Ивановна укоряла, мама виновато с ней соглашалась. Кирилл почти ничего не мог разобрать – говорили тихо. Только одно слово мама повторяла с ненормальным упорством, произносила его четко и громко: «Люблю». Она сказала это раз десять, и тогда Кирилл понял, как сильно ненавидит и само слово, и все, что с ним связано. Что угодно, только не такое вот унижение! Никогда в жизни!

Отцу они с мамой сказали, что картины Кирилл потерял, тот, казалось, поверил. А к маме, в которой раньше души не чаял, он с тех пор стал относиться иначе. По-прежнему жалел ее, старался помочь, но уже знал, что во многом она виновата сама. Бесхребетная. Как и все женщины. Сам Кирюха, не задумываясь, поменял бы отца на ее картины, а маме ничего подобного даже в голову не приходило! У нее на уме было одно – дурацкая любовь. Из-за которой всем было плохо, и в первую очередь ей самой.

Кирюха все чаще убегал из дома к Зинаиде Ивановне «посмотреть на картины». Она поила его чаем, рассказывала интересные истории о писателях, а когда говорить уставала, они просто садились рядышком на диван и читали – каждый свое. Чего-чего, а книг в доме учительницы было много: целая библиотека. Зинаида Ивановна читала по интересам, а Кирюха – по алфавиту.

К пятнадцати годам он добрался до буквы М и прочел роман Сомерсета Моэма «Луна и грош». И вот тогда наконец все в его голове встало на свои места. Он понял то, о чем смутно догадывался, вглядываясь в мамины картины: искусство – действительно главное в жизни, но предназначено оно только мужчинам! Женщина не способна ни понять, ни оценить. Даже собственный дар оставляет ее равнодушной: ей нужна только глупая любовь. Чарльз Стрикленд пошел ради своих картин на все – бросил семью, оставил работу, жил в нищете. А его мать покорно избавилась от полотен в угоду мужу.

Некоторое время у Кирюхи, правда, оставалась надежда: Стрикленд был все-таки старше мамы. Может быть, понимание искусства придет к ней с возрастом. Но когда и ей исполнилось сорок лет, ничего не изменилось. Она не бросила отца, не ушла с ненавистной работы, не вернулась к холстам и краскам. Даже не вспомнила о них!

Кирилла Николаева постигло окончательное и бесповоротное разочарование. «Убогий народ эти женщины, – повторял он вслед за Стриклендом, – любовь! Везде любовь!» Из-за любви ломаются жизни, страдают люди.

За все свое детство Кирюха был счастлив только один-единственный месяц: когда отец свалился с крыши дедушкиного гаража и сломал себе ногу. Причем как-то особенно хитро сломал – так, что пришлось делать сложную операцию. Вот на эти-то тридцать дней, которые домашний тиран пролежал в больнице, в их квартире и воцарился самый настоящий праздник! Никто не орал, не размахивал кулаками. Не накидывался на маму за то, что тарелка на два сантиметра сдвинута от привычного места, а чай налит не в ту чашку. Не порол его самого по всякому поводу и без оного. Не выбрасывал и не резал безжалостно вещи, которые приходились ему не по душе. Прекратились звонки из вытрезвителей и милиции, после которых мама моментально срывалась и выбегала из дома, какое бы ни было время суток.

А главное – она снова стала писать! После работы прилетала, словно на крыльях, и, перекусив на скорую руку, бежала в спальню, где ее ждала едва начатая картина, водруженная вместо мольберта на старый стул. В ее комнате царил умопомрачительный запах масляной краски и настоящий, живой дух художника. Кирюха наслаждался покоем и счастьем. Даже о Зинаиде Ивановне на время забыл. Он мог часами сидеть у мамы за спиной и смотреть, как она рисует.

Но потом все прекратилось так же внезапно, как и началось. Пропало полотно и краски, исчезло незаконченное весеннее небо над цветущим фруктовым садом. Это случилось после очередного похода в больницу к отцу. Кирилл не хотел идти, но мать, как всегда, упросила. Только, как она ни старалась, в палату он не пошел – остался ждать ее в коридоре.

А через несколько минут по всей больнице начали раздаваться жуткие отцовские крики. Он орал, что жена ему изменяет, что не ценит его ни на грош. Пользуется беспомощностью мужа, его тяжелой болезнью. Весь персонал и ходячие больные сбежались смотреть на семейную сцену. Конечно, публика была на стороне «пострадавшего»: мало того, что мужик с таким страшным переломом мается после жуткой операции, так еще и супружница загуляла.

Мама выбежала из палаты вся в красных пятнах. Только на улице она смогла заговорить: скандал случился из-за того, что отец обратил внимание на ее руки – на них были следы масляной краски…

Кирюха ушел из дома, как только закончил школу. Сначала люто ненавидел собственное детство, отца, над которым так и не учинил расправы, – повзрослел, и вся ярость перегорела, – а потом понял, что все это было своего рода закалкой. Откуда бы в нем иначе взялась такая несгибаемая сила воли, такое упорство и умение преодолевать препятствия на пути, не обращать внимания на шишки и раны? Он шел к мечте о небе, которой не смогла воплотить в жизнь его мать. Он был, как Стрикленд, «одержим страстью к искусству».

Телефон, стоявший на тумбе рядом с кроватью, резко зазвонил, заставив Николаева вздрогнуть и вернуться из прошлого. И что он там забыл? Давно нет никакого Кирюхи, давно умер отец, а мать переключила свою неугомонную любовь с мужа на сына. Оно и к лучшему.

Кирилл машинально взглянул в нижний правый угол монитора и отругал себя. Пять часов просидел за компьютером, глядя в небо! А результат? Ни единой строчки. Он медленно встал из-за стола и поднял трубку.

– Да.

– Кирилл?

Дрожащий Дашин голос на том конце провода. Его сердце забилось сильнее, но он заставил себя успокоиться – ничего исключительного не происходит, все в норме. Он уже принял решение – Дашу забыть. И сейчас нужно сыграть человека, совершенно безразличного к ней. Разве это так трудно?

– Слушаю, – спокойно ответил он.

– Это Даша. Ты меня не узнал?

– Даша, я узнал тебя, – Кирилл с усилием выводил ровные интонации.

– Я, – она запнулась, – ты… мы не могли бы сегодня встретиться?

– А зачем? – Ему было жалко ее – смущенную и растерянную, – но он решил не поддаваться ненужным эмоциям. У Морозовой есть другой, он ее любит. О чем тут еще говорить?

– Мы, – Даша снова споткнулась на слове, – мы могли бы вместе поужинать.

– Я не голоден, – выдавил из себя Кирилл, ненавидя собственную жестокость.

– Тогда выпить чего-нибудь.

– Я не пью. – Он заставлял себя произносить именно эти слова, хотя рвались с языка другие. Но только так можно порвать отношения!

– Что-то случилось? – Ее голос уже срывался от обиды.

– Даша, – Кирилл сделал над собой последнее усилие, – мне очень трудно, когда меня отвлекают от работы. Я не могу сосредоточиться.

Вход
Поиск по сайту
Ищем:
Календарь
Навигация