– Светлячки, – пробормотала она машинально и заметила, что Провидица опустилась еще ниже – теперь она нависала прямо над ними. Марина увидела короткое и толстое жало, растущее из низа ее брюшка.
– Да, – лезвие у ее шеи растерянно дрогнуло. – Светлячки… Я тоже их помню.
Провидица гневно зашипела.
– Светлячки – как случайные люди, которых мы встречаем, верно? – Эдгар По сглотнул. – Мы не знаем, никогда не знаем, как отразится на них наша встреча. Кого мы ненароком возвысим, кого минуем без следа, а кого – раздавим.
Там, в Дальнем лесу, она наступила на светлячка, на которого наступать не следовало. Как звали того светлячка?
– Эдгар. – Голос дрожал, и его имя на вкус было сухим и непривычным. – Пожалуйста… Отпустите меня.
Если все это сон, она проснется или умрет в этом сне?
Это не был сон. Теперь она знала это точно, наверняка. Это никогда не был сон – с самого начала.
– Я не могу. – Холодный нож сильнее прижался к ее коже, как озябший зверь. – Не могу отпустить вас. Зачем вы зовете меня «Эдгар»? Я – даже не он…
Он плакал.
– Я – никто… Я – ничто… Я – просто порождение чужого больного ума… Чья-то темная фантазия… Обреченная блуждать в этом бесцветном, черном мире… У меня ничего нет, кроме его формы, его памяти…
Дальний лес – бесчисленные домики на деревьях. Крыши из мха, купели с прозрачной водой, темные мерцающие листья ночных бражников. Неяркий свет в глиняных плошках. Цветы, плывущие по воде. Эта же вода – еще и жидкое пламя, в котором корчились и горели обрывки исписанных листов. Это горели дневники – бесчисленное количество дневников, и потерянные веселые и свободные дети, живущие в домиках на деревьях, скакали вокруг, крича… Что именно они кричали? Она не могла вспомнить.
Они ели жареную свинину – или что-то, очень похожее на свинину, – с кардамоном, корицей и красным перцем. Она помнила вкус специй до мелочей, но не могла вспомнить, почему точно знала: Анны нет среди этих детей, но Вирджиния может быть одной из них.
Дети хотели платы, и их заворожили звуки, которые один из них сумел извлечь из варгана – у Марины так ничего и не вышло.
Она всего один раз дернула за язычок у самых губ, и рот наполнился солью и медью, и было больно передним зубам, но из этой боли не родилось ни звука…
Тогда она отдала им варган? Ради чужой истории?
– Но вы не должны были помогать мне, – прошептал Эдгар, как будто отвечая на ее мысли. Или она говорила вслух? – Так вы только утвердились! Вы понимаете? Вы укрепились, ваша история проросла, а моя…
– Положи нож, ты, тень. – Теперь Провидица была прямо над ними, и кристалл на ее лбу сиял так, что было больно глазам. – Или она придет сюда… И, о поверь, ты не захочешь с ней встретиться.
– Я хочу с ней встретиться! – страстно вскричал он. – О, я понял это место… Понял его наконец. – Он расхохотался и встряхнул Марину. Она почувствовала, как по шее щекотно проползла капелька крови. – А вы, Марина? А вы? Вы ведь тоже уже все поняли?
– Довольно! – Провидица скользнула вперед и вниз очень быстро, быстрее, чем мог взгляд. Тонкие, черные, острые ноги обхватили Марину и ударили Эдгара с двух сторон – в бока, руки, плечи. Нож со звоном покатился по полу, и его подхватила похожая на ложку кошка, выгибающая спину, и унесла куда-то в один из самых темных углов.
Марина упала на пол и, лежа и чувствуя, как гулкая пустота от удара затихает в животе, смотрела, как Провидица хватает Эдгара. Серебряная нить подтянула ее выше, ноги работали споро – быстро, но без суеты. Теперь кристалл во лбу светил слабо, еле тлел, как умирающий костер, и глаза Провидицы снова стали спокойными, отстраненными, сытыми, как у сидящего перед очагом кота. Она аккуратно запеленала Эдгара в серебристую клейкую нить. Казалось, она сделала всего два или три широких, размашистых движений десятками своих ног. Марина вдруг увидела, что каждая из этих лохматых паучьих ног – еще и изящная бледная женская кисть с длинными пальцами, унизанными перстнями с разноцветными сверкающими камнями. Всего несколько движений уже превратили Эдгара в плотный серебристый кокон, под которым не было видно ничего. Провидица не тронула его лицо, но Эдгар не издавал ни звука. Его взгляд стал отстраненным, спокойным, почти счастливым – таким Марина его еще не видела. Его темные волосы тихонько двигались, как будто их ерошил приятный морской ветерок – теплый, как на курорте, куда они с Аней ездили каждый год с тех пор, как ей исполнилось…
– Что с ним? – Она приподнялась на локте, коснулась шеи. Марина была абсолютно уверена, что нож Эдгара ранил ее, и достаточно глубоко. Она помнила, как стекала по коже капелька крови… Но пальцы оказались чистыми, а шея – сухой.
Провидица не ответила. Умиротворенная, спокойная, она продолжала свое движение вверх, унося Эдгара с собой. Марина увидела, что там, под потолком, подвешены десятки серебристых коконов. Ни у одного из них не было лица – но теперь она не сомневалась, что внутри были люди. Наверное, стоило бежать из замка со всех ног – хотя бы попытаться, но Марина продолжала лежать на полу и смотреть вверх, завороженная.
А потом она повернула голову и увидела Аню.
Аня стояла у красной стены, появившаяся словно из ниоткуда. Ее черная коса была длиннее, чем когда бы то ни было. Коса тянулась вслед за ней, пока Аня, не торопясь, шла навстречу Марине, и темные волосы, струящиеся по полу, как змеиный хвост, были влажными и липкими с виду. Коса терялась далеко за ней – и уходила в снова влажную и красную стену замка.
– Великая Матерь! – зашипела Провидица, продолжая подниматься на паутине. – Великая Матерь здесь!
– Здравствуй, – сказала Аня, не обращая на Провидицу внимания, глядя Марине в лицо. – Здравствуй, мама.
Они стояли, глядя друг на друга, и стены замка колыхались и пульсировали, покачивая коконы под потолком.
– Великая Матерь! – снова прошипела Провидица. Эдгар, чье лицо уже закрывала паутина, сдавленно замычал. Аня покачала головой:
– Помолчите.
Аня изменилась. Лицо стало бледнее, вытянулось, и темные глаза на нем выглядели огромными. Веки потемнели, ресницы удлинились, и теперь глаза Ани напоминали два черных лесных озера в обрамлении колючих деревьев.
Она стала выше и напоминала теперь не нескладного подростка, а молодую женщину. На ней было черное платье из тяжелого бархата с глубоким вырезом. На груди поблескивал прозрачный кристалл на серебряной цепочке.
«Она не мертва, – подумала Марина, и это была первая связная мысль с момента, как она увидела дочь. – Если бы она умерла, она не менялась бы. Не росла».
Она не могла произнести ни слова – только смотрела на дочь. Смотрела.
– Где мой варган? – Аня снова заговорила, и ее голос звучал насмешливо. – Ты принесла его? Ты должна была сыграть на нем, чтобы я вспомнила песни, которые ты пела мне во младенчестве… Кстати, ты хоть раз пела для меня? Где мой калейдоскоп? Ты должна была дать мне его, чтобы стёкла сложились в узоры былого, чтобы мы обе воскресили в памяти жизнь, которая у нас была.
