Справа от них было Темное море без конца и края, берег слева сливался с горизонтом, как будто не было на свете ни деревень, ни городов, ни лесов. Не было ничего, кроме песка и мелких камней, моря, ветра, соли и темноты.
Когда они уставали, Эдгар разжигал костер. Они ели и пили мало, но Марина почти не чувствовала голода и жажды и не беспокоилась о том, что будет, когда у них закончатся вода и еда. Она была уверена, что после сна на собственном плаще, расстеленном на песке, не сможет разогнуться от боли, но просыпалась легко и продолжала путь, как будто несколькими часами раньше не ворочалась на мелких камушках, пытаясь уснуть.
В какой-то момент Марина начала думать, что теория Эдгара о загробном бытии кажется достаточно логичной, но оставалось совершенно непонятным, что именно случилось с ней, пока она лежала под кроватью у Ани. К тому же, несмотря на все странности, она чувствовала себя очень живой – даже более живой, чем за долгие годы до этого. Остро пахло морем, и каждый новый ветерок доносил другие запахи. Звезды мерцали нежно, и, проводя ладонью по песку, Марина чувствовала каждую песчинку.
Теперь она твердо знала: что бы ни происходило, она была все ближе и ближе к Ане. Иногда она доставала из карманов калейдоскоп и варган и разглядывала их – проводила пальцем по бронзовой поверхности одного, слегка колебала металлический язычок второго. Она до сих пор не решилась ни посмотреть в калейдоскоп, ни попытаться сыграть на варгане. Может быть, все это было просто глупой историей, которую она придумала себе в утешение. Даже если это так – история шла по правилам, подчинялась внутренней логике, которую Марина чувствовала, даже если не смогла бы описать словами. Для варгана и калейдоскопа должно было наступить правильное время – как в сказке или детской игре, в которой, как ни старайся, никогда не удастся совместить шар и квадратную прорезь в фанере.
Однажды ночью или днем, похожим на ночь, она спросила Эдгара, молча глядевшего в костер:
– Как, вы говорили, ее зовут? Женщину, которую вы ищете?
– Ее зовут Вирджиния. – Он ответил тихо и быстро, как будто ждал вопроса все эти дни. – Она была совсем девочкой, ребенком, когда стала моей женой. Мы долгое время не касались тел друг друга, хотя были супругами. Мне говорили, что стоило подождать. Жениться на ней, когда придет время. Но ее душа… Ее душа была чудом. Сияющим, дрожащим огоньком во мраке вечной ночи и забвения. Я был готов ждать сколько угодно ради права греться у этого огня. Она была… Как птица, как жизнь, как сама любовь. Все лучшее, что есть в человеке, было воплощено в Вирджинии. Ее мать стала мне матерью. Наша жизнь текла так мирно и счастливо… Миссис Клемм занималась хозяйством. Вирджиния рисовала, музицировала и пела нам по вечерам. Я писал, писал как никогда… Теперь мне кажется, что все это было просто сном.
– Что случилось? – тихо спросила Марина. Костер с неуместно громким хрустом перекусил тонкую ветку.
– Она ушла, – произнес Эдгар с такой болью, что Марина на мгновение забыла о своей собственной. – Ушла такой молодой и такой прекрасной. С этого мгновения свет, который отгонял от меня чудищ, порождаемых мраком моего рассудка, погас. – Он горестно покачал головой и продекламировал:
– Это Бог мне шлет забвенье!
Пей же сладкое забвенье,
пей, чтоб в сердце навсегда
Об утраченной Леноре
стерлась память – навсегда!..
И сказал мне Ворон:
– Я знаю это стихотворение! – Марина почувствовала, как приподнимаются тонкие волоски на шее, как от холодного ветра. – Это же…
– Оно мое, – кивнул Эдгар.
– Э. А. По, – прошептала Марина и мысленно устыдилась: конечно, она знала его стихи, она знала о нем, она должна была помнить его имя. Просто слишком уж странно было здесь его встретить – и до сих пор части пазла не складывались в единую картину. И сразу вслед за этой мыслью пришла другая. Если он и вправду мертв и вправду здесь – где же тогда она сама и что с ней случилось? И – если он и вправду он – почему говорит с ней на русском языке и читает собственные стихи в переводе? Собственно, может ли она знать наверняка, на каком языке говорит сама, и может ли вообще человек быть в этом абсолютно уверен?
– Да… Вы слышали обо мне прежде?
Она заметила на его лице слабый проблеск интереса, похожий на оживление. Впервые за все время знакомства.
– Конечно, – торопливо ответила она, – ваши стихи… И ваше имя… Их все знают. Ну, многие. Они… Вы… Стали очень знамениты после того, как… – Она замолчала.
– Сколь переменчива слава, – отозвался Эдгар, рассеянно перебирая пляжную гальку, но Марина заметила проблеск улыбки на его лице и поняла: ему приятно было это услышать.
– Так вы думаете, что ваша жена… Тоже может быть здесь? – спросила Марина, мысленно достаточно легко смиряясь с тем, что разговаривает с давно умершим писателем. В конце концов, это было куда менее странно, чем все остальное.
– О да, надеюсь, что так оно и есть. – Эдгар вытянул тонкий прутик из-под камней и щелчком отправил в костер. Поблизости не было видно никаких деревьев, но каждый раз, когда им нужно было развести костер, на берегу непременно находились ветки или абсолютно сухие водоросли, как будто намеренно спрятанные кем-то в камнях. – Коль скоро это – посмертное бытие, то чем именно оно может быть?
– Чем? – тупо повторила Марина.
– Я полагаю, что это Чистилище. – В темных глазах Эдгара плясали отблески огня, и почему-то на мгновение Марине стало не по себе. – Это не похоже ни на Ад, ни на Рай. Вирджиния, конечно, должна была бы сразу отправиться на Небеса, в этом нет никаких сомнений… Но тем не менее… Почему я здесь, если не ради нее? Если это – место незавершенных дел, то она – мое главное незавершенное дело. Быть может, она ждет меня, или я жду ее – это мне неведомо. Может быть, – он понизил голос, и Марине пришлось наклониться ближе к огню, чтобы расслышать, – нет на свете ни Чистилища, ни Ада, ни Рая. Есть только здесь. Пусть так… Чем бы ни был этот посмертный мир, если в нем есть справедливость для любящих сердец… Я должен встретиться с ней. Я чувствую. Я снова увижу Вирджинию.
– Я надеюсь, что так оно и будет. – Марина подложила под голову сумку, завернулась в плащ. Она запретила себе думать о его словах. Не имело никакого значения, что это за место и каким законам оно подчиняется. Главное – найти Аню. Так же как Эдгар был уверен в том, что найдет жену, сейчас Марина твердо знала, что найдет дочь и сумеет увести отсюда.
Засыпая, Марина смотрела на Эдгара. Он, как будто забыв о ее присутствии, неотрывно смотрел на море, в темную даль, и ветер развевал его черные волнистые волосы.
На следующий день Эдгар вдруг остановился после пары часов пути через безлюдный берег. Это место ничем не отличалось от тех, что они видели прежде. Ни приметного камня, ни причала или буйка, но Марина тут же почувствовала, что они пришли ровно туда, куда надо. С самого начала их пути вдоль моря она быстро отказалась от всяких попыток наметить ориентиры или понять, сколько уже они прошли. Одинаковые фрагменты берега повторялись, как будто их склеили друг с другом небрежной рукой, не слишком заботясь о разнообразии ландшафта.
