Глава двадцать вторая
Робин стремительно вошел в трапезную, следом за ним – Джон и Вилл, которые несли большой мешок. Позади них шли Статли, Алан и десяток стрелков – все в одеждах с гербами Гисборна. Еще два стрелка были в монашеских рясах.
– Джон! Отправляй гонцов по Шервуду, пусть объявляют общий сбор, – отрывисто приказал Робин.
– Как обычно, возле старого дуба? – уточнил Джон.
– Нет, – после секундного раздумья ответил Робин, – выбери другое место. Дуб не заслужил такого!
Джон понимающе хмыкнул и, сделав знак Виллу отпустить кромку мешка, свалил ношу на пол. Робин повел глазами в сторону мешка и, отвернувшись, небрежно бросил:
– Заприте его! Ему как раз хватит времени прийти в себя и поразмыслить о своих грехах на досуге.
И он прежним стремительным шагом прошел к себе. В изголовье постели Марианны сидела Клэренс, сосредоточенным шепотом пересчитывая петли на спицах.
– Тихо, она еще спит, – предупредила Клэренс, услышав, как открывается дверь, сбилась со счета и с досадой подняла голову.
Увидев Робина, она отложила вязание и подбежала к брату:
– А Вилл? Он вернулся с тобой?
– Вернулся! Беги к нему! – рассмеялся Робин.
Клэренс, радостно ахнув, бросилась к двери. Вилл Скарлет, входя в комнату следом за Робином, посторонился, пропуская сестру, которая едва не сбила его с ног, и не удержался, чтобы не проводить ее ласковым шлепком.
Разбуженная голосами и смехом Марианна сонно заворочалась и приподнялась на локте, моргая глазами, в которых плавал дурман сна, вызванного травяным отваром. Робин сбросил плащ и сел на кровать рядом с ней.
– Доброе утро, родная! – тихо сказал он, привычно пощупав ее лоб. – Жара нет. Как тебе спалось?
Марианна обняла его и потерлась щекой о его щеку, холодную от зимнего ночного мороза. Заметив рядом Вилла, она ласково улыбнулась и ему. Ее глаза прояснились, она увидела на одежде Вилла герб Гисборна, удивленно перевела взгляд на Робина и обнаружила, что и тот одет ратником Гисборна.
– Что это за маскарад? – с недоумением спросила Марианна, снимая руки с шеи Робина. – Где вы были?
– В гостях у сэра Гая, – ответил Вилл и принялся расхаживать по комнате, фыркая, как рассерженный дикий кот.
– Так он жив?! – нахмурилась Марианна.
– Ночью был еще жив, – сказал Робин, поднимаясь с постели, и, заметив в глазах Марианны прежнее непонимание, пояснил: – К огромному сожалению, стрела Статли ранила его, а не убила, как мы надеялись. Но рана должна была быть очень тяжелой, таковой она и оказалась. Да еще воспалилась. Поэтому Гай, заглянув смерти в глаза, пожелал причаститься и исповедоваться.
– А вы откуда узнали, что ему нужен священник?
– От его слуг, – ответил ей Вилл. – Они, когда попадают к нам в руки, становятся разговорчивыми. Вот и поведали нам о приказе их господина, а мы поспешили исполнить желание умирающего сэра Гая и привезли к нему священника. Чересчур добросовестного священника, на мой взгляд!
Робин достал два кубка, налил в них вино и протянул один Виллу. Тот залпом осушил кубок и глухо сказал:
– Пойду, сброшу с себя одежды с этим гербом, отмоюсь от них, а после побеседую с отцом Туком!
По его губам скользнула непонятная для Марианны и весьма свирепая улыбка, и Вилл ушел. Марианна, почувствовав слабость, прислонилась плечом к стене и посмотрела на Робина. Он, не присаживаясь за стол, неспешно пил вино, глядя в окно отрешенным взглядом.
– Ничего не понимаю! – сказала она. – Зачем вам понадобилось снова рисковать и пробираться в замок Гая, если вы уехали, оставив его в живых? Только не уверяй меня, что тебя действительно заботила его душа.
Робин перевел взгляд на Марианну и усмехнулся:
– Душа Гая меня уже давно не заботит. Она для меня ясна, как линии на моей ладони, – ответил он, поставив на стол опустевший кубок. – Священник был только предлогом, чтобы проникнуть в замок, куда я, кстати, сам не входил, не будучи уверенным в том, что молочный брат Гая и командир его ратников вновь окажется таким же снисходительным, каким он показал себя в Ноттингеме. Нам был нужен Хьюберт, который безвылазно сидел в замке, едва туда перевезли Гая.
При имени Хьюберта Марианна замерла.
– И что? – настороженно спросила она, не сводя глаз с Робина.
– И вот Хьюберт снова в Шервуде, стрелкам объявлен сбор, и сегодня мы наконец покончим с этой всем изрядно надоевшей историей, – бесстрастно ответил Робин и, оглядев себя, брезгливо поморщился. – Пожалуй, я последую примеру Вилла и схожу в купальню. Меня тоже воротит от герба Гая!
Когда он вернулся, Марианна все так же сидела на постели, привалившись плечом к стене, и о чем-то думала. Робин молча переоделся в чистую одежду.
– О чем ты хочешь говорить с Хьюбертом? – тихо спросила Марианна.
Руки Робина, расправлявшие ворот рубашки, замерли. Он обернулся к Марианне, и по его губам пробежала невеселая улыбка.
– О чем мне с ним говорить? – он холодно пожал плечами. – О том, что его толкнуло на предательство? Меня это не интересует. Пусть посмотрит в глаза тем, кто считал его своим другом и кого он предавал при первой возможности.
– А потом? – помедлив, спросила Марианна.
Его глаза сузились в неумолимом прищуре, и Робин глухо ответил:
– Никакого «потом» для него не будет.
Встретившись с ней взглядом, Робин улыбнулся и, присев на кровать возле Марианны, осторожно провел ладонью по ее щеке.
– Я ненадолго, милая, – сказал он так, словно собирался в обычное патрулирование по Шервуду.
Марианна поймала его руку, удержав Робина, когда он хотел встать, и негромко, но твердо сказала:
– Я хочу поехать с вами.
Он не удивился ее словам, лишь внимательно посмотрел на Марианну.
Прошла неделя с той ночи, когда он привез ее из Ноттингема. Эллен с помощью сонных зелий продержала Марианну во сне больше суток, и, когда она очнулась от забытья, Робин, как и обещал ей, был рядом. Призвав на помощь всю выдержку, он наблюдал, как проясняются ее глаза, как она вспоминает о том, что произошло. И вот по изменившемуся выражению ее лица он понял, что она вспомнила все – от начала и до конца. Ее ресницы едва заметно дрогнули. Выпростав руку из-под покрывала, она провела ладонью по опавшему животу и прикусила губу. Он перехватил ее руку и прижал к своей щеке. Он заранее приготовил себя к ее отчаянию, ожидал поток слез, но не случилось ни первого, ни второго. Марианна лишь посмотрела на него из-под ресниц и, улыбнувшись тенью былой улыбки, еле слышно сказала:
– Не беспокойся обо мне. Со мной все в порядке.
Эллен, которая была в тот момент рядом, от досады даже прищелкнула пальцами. Робин понимал и разделял ее досаду: он тоже боялся каменного спокойствия Марианны, как уже было в конце апреля. Но его опасения были напрасными – слезы пришли к ней. Той же ночью, устроившись спать на медвежьей шкуре у камина, он был разбужен тихими всхлипываниями. Очнувшись в один миг, он оказался возле Марианны и, встав на колени рядом с кроватью, увидел, что она плачет. Слезы струились и струились из ее широко раскрытых глаз.
