– Что ты хочешь отсюда взять? – спросила Катерина.
– Подойди, я хочу, чтобы сегодня ты выбрала для себя какую-нибудь вещь.
– Ты же знаешь, я равнодушна к украшениям!
– А помнишь?
Она покраснела. Да, Катерина помнила то дорогущее ожерелье, что Дмитрий подарил ей после первой ночи. Не брачной ночи. А той, безумной, в его домике в плавнях. Катерина потом еле упросила его взять это ожерелье назад. Хотя бы пока не настанет время, когда его можно будет надеть!
Она рассеянно пробежала пальцами по их богатству – прежде она его и не разглядывала. Просто отворачивалась: мол, зачем оно ей?.. Пожалуй, наиболее скромное из всех украшений – вот этот маленький золотой крестик с изумрудами… Где она видела его прежде? На крестике умещался крошечный вензель, который составляли две красиво переплетенные буквы "А" и "Е"… Господи, да это же Ольгин крестик! Ну конечно, она носила его не снимая! "А" – от фамилии Астаховых: родня со стороны матери… Да жива ли она, её подруга по такой недолгой, но богатой событиями кочевой жизни?
– Хочешь взять крестик? – прервал её размышления голос мужа. – Пожалуй, ты права: это то, что надо – скромно и со вкусом… Правда, большевики – все сплошь атеисты, но против нательных крестиков беспартийного населения они пока не борются!
Катерина посмотрела на мужа: а крестик-то ворованный! Как и всё остальное! Неужели он об этом сразу забывает? Или то, что достаётся ему в качестве добычи, он просто считает своим навеки? Странный человек! Сколько жила с ним, а так до конца и не поняла… Катерина не сразу заметила, что размышляет о своей жизни с мужем в прошедшем времени. Наверное, её душа, что живёт порой отдельно от Катерины, знает нечто большее: и почему Дмитрий поёт, и почему она, Катерина, мечется? Разве не сама желала ему совсем недавно влюбиться в какую-нибудь другую женщину, когда его любовь к ней стала казаться Катерине тяжким бременем?!
– Мы будем сегодня ужинать или нет? – опять ворвался в её мысли голос Дмитрия.
Она вгляделась: нет, муж вовсе не так весел, как хочет казаться… Катерина зажала в руке крестик, вдруг решив, что будет носить его до тех пор, пока он не приведёт её к Ольге.
– Закрывай! – она подмигнула мужу, и он задвинул крышку тайника.
Наконец они сели за стол. Дмитрий залюбовался крестиком на шее жены тот красиво смотрелся на её бархатной коже и спускался точно в ложбинку между грудей.
– За что пьём? – Он поднял фужер.
– За молодость души! – предложила Катерина.
– Намекаешь, что у меня этой молодости нет?
– Конечно, есть! По-моему, ты душой настолько молод, что вполне ещё можешь влюбиться.
– Вот как? Спасибо, – от неожиданности он даже замешкался. Неужели Батя был прав, когда шутил, что у каждой женщины есть укромный уголок, где она прячет свою метлу! Но не отступил, признался, глядя жене прямо в глаза: – Ты права, я влюбился!
Будто ядовитое жало вонзилось Катерине в сердце. Недавно она ходила с Дмитрием в театр, давали "Собаку на сене" – так не про неё ли сказал главный герой: "Не слышал я, чтобы любовь могла от ревности зажечься! Родится ревность от любви…"
– Да не любовь это у тебя, Катюша, – непривычно грустно усмехнулся он, догадавшись о её мыслях, – не любовь, а типичная бабская жадность: ни себе, ни людям… Можешь не беспокоиться: никакого романа у меня с нею не будет! Просто я допрашивал сегодня одну арестованную девочку – подумай, ей всего двадцать два года, а она попала к нам ни за что, ни про что, по доносу подлеца – директора школы, и уже на второй день её пытался изнасиловать охранник…
– Ты становишься чересчур сентиментальным, Чёрный Паша, – не могла удержаться от шпильки Катерина, – между прочим, хозяйке этого крестика, она тронула рукой Ольгин талисман, – было всего девятнадцать, и в гареме, куда ты её отправил, с нею тоже не в бирюльки бы играли!
Она встала из-за стола.
– Извини, мне нужно привести себя в порядок перед сном. Завтра предстоит трудный день. Ужинай без меня.
Когда Катерина вошла в спальню, Дмитрий уже лежал в постели и потягивался, как сытый кот.
– Только что не мурлычешь, – буркнула она, развязывая поясок халата.
– Ну а почему мне не быть довольным? Квартира в центре Москвы, ответственная работа, жена красавица, сын растёт. Живи да радуйся… Почему же ты-то не радуешься, жена моя?!
– Это для тебя так важно?
– Важно!
– Никто не сможет нам помочь, Митя, – печально сказала она. – Всё то, чему ты предлагаешь радоваться, нажито неправедно, и я, как ни старалась, так и не смогла забыть об этом, даже крестик на шее теперь напоминает мне о несчастье, которое ты принёс моей подруге.
Он притянул её к себе и стал не спеша снимать с неё ночную рубашку.
– Не надо, пожалуйста. Как ты можешь после нашего разговора…
– А вот здесь ты права, – он невозмутимо продолжал её раздевать, женщине нельзя дозволять говорить так много: она начинает думать, будто её слова всё решают.
– Мне надо с тобой поговорить… – начала было она, но он закрыл ей рот поцелуем, и она уже знала, что не сможет ничего сделать против его рук, губ, против всего его естества, которое живет теперь с ней, в ней и уже не поймешь, где она одна, а где это двуполое сросшееся между собой всеми клетками существо, которое рычит, стонет и плачет…
– Так о чём ты хотела со мной поговорить? – спросил он немного погодя.
– А ты не мог сначала поговорить, а потом всё остальное?
– Не мог, потому что всё остальное, как ты говоришь, и есть самое главное. Я на сто процентов уверен, что женщины раздражительны и злы лишь от неудовлетворенности. Напротив, если женщина мягка и нежна, значит, мужчина любит её так, как надо!
Катерина вздохнула.
– Тебя не переубедишь!
– А, по-моему, ты не очень и возражала…
– Если бы я возражала, это что-нибудь изменило бы?
– Ничего. Ты возражала бы только из вредности, забывая, что для тебя лучше, а значит, мужчине нужно иной раз демонстрировать и силу, чтобы женщина помнила, что она слаба, и вела себя соответственно… Но мы опять отвлеклись.
– Я весь вечер собиралась сказать тебе, что меня посылают в командировку в Германию. Там будет симпозиум врачей-хирургов; едет и наша делегация. Однажды с врачами я уже работала, вот они и прислали персональную заявку. Говорят, у меня очень квалифицированный перевод.
– Я горжусь! – Дмитрий притянул её к себе. – И когда вы отбываете?
– Завтра. Георгий Васильевич распорядился, чтобы документы подготовили срочно. Я вот только беспокоюсь, как ты будешь один с Пашкой.
– Пустяки, – улыбнулся он. – Во-первых, у нас есть Евдокия Петровна. Во-вторых, дед Аристарх с удовольствием возьмёт на себя хлопоты – только намекни… Зря, кстати, ты держишь его на расстоянии… А вообще ты хоть представляешь себе: Германия – другая страна!
