– Григорий! Гриша, ты меня слышишь?
– Слышу, – отозвался он, продолжая спать.
– Просыпайся, уже утро!
Григорий открыл глаза.
– Ты почему плачешь, тебя кто-нибудь обидел? – он легко сел на постели, обеспокоенно вглядываясь в залитое слезами лицо сестры.
– Никто не обидел! – вытерла глаза Олеся. – Я тебя будила, будила, а ты не встаешь…
– Эх, Леська, глупая ты девка! Я ж так сладко спал! И сны мне снились легкие, светлые – мы с мамой в Италии, а ты – совсем крошечка… Папа подносит тебя к водопаду, ты жмуришься от брызг и хохочешь! Кажется, с детства я не видел таких снов!
Он перевёл взгляд на Яна.
– Хлопец, тебе надо на врача учиться! Это скольким же людям ты сможешь счастье подарить!
– Без учебы, я понял, можно и вреда сколько наделать! Тут страху натерпелся: не уснул ли ты на веки вечные? Не знал, как тебя и разбудить, пока не позвал…
Григорий фыркнул.
– Размечтался! Боишься, что придется моих кулаков отведать?
– Опять за рыбу гроши! – прикрикнула на брата Олеся. – Неужели до седых волос не повзрослеешь? Что ты всё кулаками хвастаешься, когда Янек тебя одним взглядом уложить может!
– Может, это точно! Колдун, видно. Раньше его бы на костре сожгли, а теперь, видишь ты, сестру за него отдаю!
– Ты в сторону-то не уводи, – шутливо схватила его за ухо Олеся.
– Смотри, Ян, на ком жениться хочешь! Чуть что – и за ухо… А что я тебе обещал? К священнику съездить?
– Плетень починить!
– А где Андрюха?
– Спит ещё.
– Буди! Вот он пусть хозяйством и займется, а я за батюшкой в станицу… Жениху-то, чать, не терпится! Проведи его по хутору, приданое покажи… Да, хлопец, ты у нас вроде с сельским трудом знаком? Пока я буду умываться да завтракать, Гнедка мне запряги. Олеся объяснит, что и где!
Он взял из рук сестры рушник и заорал на всю горницу:
– Андрюха, подъём!
Потом, посмеиваясь, пошел из хаты, напевая на ходу: "Ты не вейся, черный ворон, над моею головой!"
Олеся любовно глянула в глаза Яну:
– Знаешь, как я напугалась?
– Я и сам, честно сказать, труса праздновал. Голова кругом пошла: Олеся ж, думаю, мне этого не простит!
– А я думала, не дай бог, что случится, я и Янека потеряю!
Они, не сговаривясь, взялись за руки.
– Вы не со вчерашнего вечера так стоите? – послышался насмешливый голос Андрея.
В другое время Олеся засмущалась бы, отпрянула, а сейчас на насмешника только глаз скосила.
– Нет, ночью мы немного спали!
– Не знаешь, что с Григорием? Он зараз так орал… Я думал, может, живот у него болит?
– Он выспался.
– Слава те господи! – Андрей перекрестился и зевнул. – А меня чего звал?
– Плетень чинить.
– Вот захребетник! Так я и знал, что от работы он открутится. Небось, дело всем нашёл! Что Яну поручил?
– Гнедка запрягать.
– А тебе?
– Его завтраком кормить.
– Великих достоинств человек твой брат, Олеся!.. Пойду ему доброго утра пожелаю.
Через несколько минут с улицы донесся рев двух мужских глоток.
– Чего это они? – недоуменно поинтересовался Ян, пытаясь через маленькое оконце разглядеть, почему полуголые друзья-товарищи орут и носятся по двору?
– Холодной водой друг друга обливают, – определила Олеся, продолжая накрывать на стол.
– Пожилые люди, а бегают, как мальчишки, – неодобрительно пожал плечами Ян.
– Какие же они пожилые? Им всего по тридцать лет!
– Тридцать!.. Ни детей, ни плетей… Плакать надо, а они хохочут.
Олеся обернулась и посмотрела на хлопца: не шутит? Нет, он говорил серьезно. Впервые в её душу закралось сомнение: а не торопится ли она выйти замуж за незнакомого человека? Второй день он живёт с ними бок о бок и ни разу за это время не то что засмеялся – не улыбнулся!
"Это потому, что раньше его никто не любил! – решила Олеся, по извечной женской привычке дорисовывая предмету своей любви несуществующие достоинства. – Перенесённые лишения выстудили его душу, она замерзла… Но ничего, я её отогрею! Она ещё запоет, как весенняя птаха…"
Олеся жалела его так, как жалеют инвалида, лишенного какого-то важного органа, снисходительно прощая: что с него взять! А сам Ян и не подозревал, что обделён. Чувствовал себя прекрасно и терпеливо ждал, когда его невеста накроет на стол и поведёт его показывать хозяйство.
– Сядешь с мужиками завтракать? – предложила она.
– Нет, нет, – замотал головой хлопец, – нам ещё Гнедка запрягать!
На самом деле он хотел посмотреть: чем же они вместе с Олесей будут владеть? Сначала, разозлившись на Григория, он было подумывал вообще отказаться от всякого приданого и увезти девушку куда-нибудь… Не важно, куда, но доказать её важному братцу, что он, Ян, не нуждается во всяких куркульских подачках!.. Легко было так подумать и даже отчётливо это себе представить, но как отказаться прежде ничего не имеющему, нищему крестьянину от идущего ему в руки нешуточного богатства?
– Пойдём! – прервал его размышления голос Олеси. – Посмотришь мой хутор.
А хутор был большой. Почти как Янеков родимый, только на одного хозяина. Даже горы были рядом, правда, пониже Карпат.
– Как же ты со всем этим управляешься? – не мог надивиться Ян, рассматривая поля с пшеницей, кукурузой, овсом…
– А на дальнем лугу у нас клевер с люцерной, – похвасталась Олеся. – Григорий с дядей Андреем работников нанимают. Если они где задержатся, я это делаю – деньги они мне оставляют.
Она с улыбкой посмотрела на Яна.
– Ты побоялся, что теперь всё придется делать тебе? Нет, они тебя привезли, чтоб меня охранял – время-то тревожное! А вообще, мы станичным сено продаем, овес. В страду должники сами приезжают долги отрабатывать. Я им только обед готовлю. Мы с ними уже не один год знакомы. Они знают: если голодно или скот нечем кормить, мы всегда выручим…
Девушка помолчала и гордо сообщила:
– А ещё я самогонку научилась варить. Есть время – нагоню несколько четвертей, так, веришь, станичники деньги не берут, а просят: "Леся, дай твоей слезы!"
Она гордо подбоченилась, давая собой полюбоваться; заметила в Янековых глазах вспыхнувший огонь и довольная, что нравится ему, открыла дверь конюшни, к которой они к тому времени подошли.
Янек заглянул в стойла и мысленно ахнул: лошади были – одна другой лучше. Олеся медленно провела его мимо них.
