Анна кивнула еще раз – теперь уже благодарно, но Николая
явно тревожило что-то еще.
– Анна, – начал он, и по его голосу стало ясно,
что речь пойдет о чем-то ужасном, невозможном. Кажется, она уже знала о
чем. – Я не хочу, чтобы ты снова меняла билеты. Я хочу, чтобы ты уехала на
этот раз не откладывая. Здесь становится слишком опасно. В любой момент может
начаться бунт, особенно тут, в городе. А я уеду за тридевять земель и не смогу
быть рядом, чтобы тебя защитить. – Еще бы, ведь он будет на пути в самое
сердце Сибири. А в такое смутное время даже путешествие от Царского Села до
Санкт-Петербурга превращалось в опасную и дальнюю поездку. – Я хочу, чтобы
ты уехала в Америку первого августа, как и собиралась, а я тем временем
доставлю их в Сибирь и вернусь при первой же возможности. Для меня будет
большим облегчением знать, что тебе больше ничто не грозит, а Виктор сумеет о
тебе позаботиться. Я не желаю слушать никаких возражений, я просто желаю, чтобы
ты сделала так, как я велю, – закончил он чуть ли не сурово, готовясь дать
отпор ее возражениям и возмущению. Однако Анна несказанно удивила его: она
просто покорно кивнула, хотя щеки ее давно стали мокрыми от слез.
– Я понимаю. Я поеду одна… а ты догонишь меня, как
только сможешь. – Она знала, что спорить тут не о чем, что Николай абсолютно
прав. Но это не уменьшало боли и страха перед новой разлукой, перед
необходимостью отправляться одной. А с другой стороны, уж если он намерен
сопровождать царскую семью в Сибирь, ей лучше уехать из России заранее. –
Как ты думаешь, когда это будет?
– Не позднее сентября – это я знаю точно. И мне будет
намного спокойнее знать, что ты далеко от этой смуты и тебе ничто не
грозит. – Он обнял ее и прижал к себе что было сил, пока Анна плакала и
умоляла его приехать к ней поскорее.
Доктор уже знал, что Мери с детьми в безопасности и очень
довольна, что снова оказалась в Англии. А сейчас ему хотелось избавиться и от
тревоги за Анну. Виктор уже пообещал, что сделает для них все, что сможет.
Николай не сомневался, что на его брата вполне можно положиться. У Анны будет
все, что нужно, о ней позаботятся. И это поможет Николаю не падать духом на
пути в Тобольск и обратно в Санкт-Петербург. А потом он наконец-то отправится
следом за Анной в Америку, чтобы начать там новую жизнь.
Перед расставанием он честно рассказал обо всем Мери, и она
отнеслась к его словам с поразительным спокойствием и пониманием и пообещала,
что он сможет когда угодно приехать к ним в поместье, чтобы повидаться с
детьми. Хотя и Николай, и Мери догадывались, что пройдет не один год, прежде чем
ему удастся снова побывать в Европе. Жестокий фарс, в который превратился с
годами их брак, слишком затянулся, и в душе Николай давно считал своей супругой
не Мери, а Анну. Он привязался к ней настолько, что больше не беспокоился о
законности их сожительства и невозможности оформить его по всем правилам. Мери
искренне пожелала ему счастья, и Николай и дети не выдержали и расплакались.
Глаза Мери оставались сухими, ведь ей наконец-то удалось порвать с Россией
навсегда. И несмотря на свое упрямство и жестокость, в глубине души она
понимала, что Николай потерян для нее давным-давно. Ему не потребовалось слов,
чтобы догадаться о полученной наконец-то свободе. Отныне он волен ехать куда
захочет – как только выполнит свои обязательства перед царской семьей.
– На днях я непременно вернусь, – пообещал он Анне
на прощание, – и мы поживем в гостинице до твоего отплытия.
Он хотел вновь побыть с нею вдвоем, хотел провести с Анной
всю ночь, не выпуская из своих объятий, а потом самому убедиться, что она
благополучно поднялась на корабль. Пройдет совсем немного времени, и они снова
будут вместе – теперь уже навсегда. Но последние часы перед разлукой ему
требовалось провести с Анной. Миновало уже пять месяцев с тех пор, когда
заболела мадам Маркова и Анна уехала к ней в Санкт-Петербург из Царского Села.
Для обоих влюбленных такой срок был равносилен вечности. Ведь за эти пять
месяцев их мир изменился до неузнаваемости, и кто знает, какие новые перемены
ждут их в далеком Вермонте. Николаю оставалось уповать лишь на то, что в новой,
незнакомой стране эти перемены будут только к лучшему. А пока его долг состоял
в том, чтобы позаботиться об императорской семье. Это было не так уж много по
сравнению с добротой и щедростью, с которой царственные пациенты относились к
своему врачу все эти годы.
Итак, Николай уехал в тот вечер, как и планировал, а потом
вернулся в Санкт-Петербург за три дня до отплытия. Анна с мадам Марковой вели
занятия в одном из классов, когда тихонько вошел ученик и сказал, что приехал
доктор Преображенский. Анна подняла взгляд и увидела Николая, стоявшего в
дверном проеме. Значит, наступил час прощания. И ей пора покинуть знакомые
стены, несмотря на неуверенность и страх.
От Анны не укрылось, как напряженно застыла на соседнем
стуле мадам Маркова. Женщины обменялись долгими взглядами, Анна встала и
направилась к Николаю. Она уже совсем перестала хромать. Ее вещи были упакованы
заранее, и теперь оставалось лишь забрать их из той комнаты, где она спала.
Николай молча ждал, пока саквояжи вынесут в коридор. Подошла мадам Маркова и
встала рядом с Анной, не в силах поднять глаза. Пожитки ее ученицы вполне
уместились в двух потрепанных саквояжах. Анна грустно смотрела на свою
наставницу и подругу, и обе долго не знали, что сказать. Бывшая танцовщица
боялась, что голос предательски задрожит и прервется, если она постарается
выразить все, что чувствует к этой осунувшейся, постаревшей от горя женщине,
заменившей ей мать на целых пятнадцать лет.
– Вот уж не думала, что этот день все-таки
придет, – дрожащим голосом начала мадам Маркова. – И что я сама
отпущу тебя, если он наступит… Но теперь я счастлива за тебя. Я всегда желала
тебе добра и счастья, Анна. И твое место всегда было здесь, с нами.
– Я буду ужасно скучать! – воскликнула Анна,
наконец решившись подойти и обнять свою наставницу. – Я обязательно
вернусь, чтобы вас проведать!
Мадам Маркова в глубине души понимала, что им не суждено
свидеться вновь. Глядя на Анну, она не могла заставить себя поверить в то, что
ее любимая ученица еще вернется в эти стены. Сегодня она навсегда прощается с
Анной.
– Всегда помни о том, чему тебя здесь научили, что это
значило для тебя и кем ты была все эти годы среди нас… и кем останешься до
самого последнего вздоха. Постарайся сохранить это в своем сердце, Анна. От
этого нельзя отказаться и забыть. Ведь это часть твоей души.
– Ах, как я не хочу уезжать! – невольно вырвалось
у Анны.
– Ты должна уехать. А он догонит тебя, как только
сможет, и в Америке у вас начнется новая, счастливая жизнь. Я верю в это всей
душой. И от всей души желаю тебе счастья.
– Я была бы счастлива забрать вас с собой… –
горько прошептала Анна, обнимая ее изо всех сил и не желая расставаться.
– Ты и так увезешь меня с собой… так же, как часть тебя
навсегда останется со мной. Вот тут. – И тонкий прямой палец указал туда,
где находится сердце. – Тебе пора, Анна. – Мадам Маркова мягко
отстранилась и подняла с пола один из саквояжей.
