В июне заболела одна из великих княжон, и оба лейб-медика
оказались очень заняты. У Николая почти не оставалось времени на визиты. Как бы
он ни хотел, ему не удавалось выбраться ни на минуту, и Анна все понимала. А в
первых числах июля ее саму постигла страшная трагедия: пришло известие, что
старшего брата убили под Зерновичами. Теперь она потеряла двух братьев, и отец
писал, что старший сын скончался у него на руках. Они были вместе, когда
разорвался немецкий снаряд. Отец каким-то чудом уцелел, а его первенца убило на
месте. Анна была вне себя от горя и много дней спустя все еще выглядела
опустошенной и вялой. Война давала знать о себе повсюду, даже на сцене. Ее
подруги-танцовщицы тоже теряли отцов, братьев и возлюбленных, а у одной из
преподавательниц в начале апреля погибли оба сына. Их тесный театральный мирок
больше не оставался замкнутым прибежищем, отрезанным от остального мира.
Единственное, что помогало Анне в тот год с надеждой
смотреть в будущее, был летний отдых в Ливадии вместе с Николаем и царской
семьей. Даже мадам Маркова на этот раз не пыталась чинить ей препятствий. Во
время последней болезни Анны ей пришлось примириться с нелегкой правдой об
отношениях этой пары.
Мадам не сомневалась, что Преображенский с радостью похитил
бы у нее Анну при первой же возможности, однако до сих пор молодая прима не
выказывала особого стремления куда-то уехать или бросить ради него балет. И
мадам Маркова слегка успокоилась: она поверила, что Анна так и не соберется с
духом отказаться от танцев. Что балет наконец-то стал для нее дороже жизни –
точно так же, как когда-то стал и для самой мадам Марковой.
В это лето император не отдыхал с семьей в Ливадии: он
находился в военной ставке возле Могилева и не считал возможным покинуть армию
в такое суровое время. А посему в Крым отправились только женщины, дети, оба
врача и Анна. Императрица с дочерьми, не покладая рук трудившиеся в госпитале,
позволили себе небольшой отпуск и были очень рады снова побывать в Ливадии. Все
в этом тесном кружке давно стали добрыми друзьями, и Анна с Николаем были
счастливы, как никогда прежде. Для них обоих это было чудесное время, волшебный
островок покоя и счастья, защищенный от опасностей и тревог остального мира.
Здесь, в Ливадии, им удалось хотя бы ненадолго забыть о собственном горе и том
кровавом вихре, что захватил уже всю страну.
Каждый день они устраивали пикники, отправлялись на долгие
прогулки по окрестностям, катались на лодках и плавали, и Анна снова
почувствовала себя ребенком, играя с Алексеем в их любимые карточные игры. Для
цесаревича этот год выдался нелегким, и он выглядел очень болезненно, однако
был вполне доволен жизнью, находясь в окружении родных и близких людей, которых
знал и любил.
Николай постоянно заговаривал с Анной о Вермонте, но
натыкался на все более неопределенный ответ. Еще бы, ведь в этом сезоне ей были
обещаны первые роли почти во всех спектаклях. Мадам Маркова превосходно знала,
чем можно привязать свою ученицу к Санкт-Петербургу. И в конце концов Анна с
Николаем решили, что не будут обсуждать переезд в Вермонт по крайней мере до
Рождества, то есть до того времени, когда кончится первая половина театрального
сезона. Николаю ужасно не хотелось идти на уступки, но он слишком любил Анну и
не желал ее принуждать.
А вскоре ему пришлось благодарить Небеса за то, что они с
Анной все еще оставались в России. В сентябре его старший сын заболел тифом.
Болезнь протекала так тяжело, что потребовались все силы и самого Николая, и
доктора Боткина, чтобы спасти мальчику жизнь. Анна ужасно переживала и каждый
день писала Николаю длинные письма. Она понимала, какую боль должен испытывать
сейчас Николай, ведь он всегда был любящим, заботливым отцом и обожал своих сыновей.
Анна повторяла про себя, что они чуть не совершили непростительную ошибку. А
что, если бы они решились все бросить и уехать, оставив мальчика на произвол
судьбы? Его болезнь могла закончиться куда плачевнее, и тогда Николай до конца
дней своих проклинал бы и себя, и ее за бессердечие и терзался бы чувством
вины. Естественно, это только укрепило ее убежденность в том, что бегство в
Америку – отнюдь не выход. Здесь останется слишком много людей, связанных с
ними узами любви, и слишком много обязанностей, о которых невозможно ни забыть,
ни отказаться.
Несмотря на прошлогоднюю болезнь, ее мастерство росло день
ото дня. Каждое выступление Анны становилось сенсацией, его обсуждали по
нескольку дней, и ее слава гремела на всю Россию. Собственно говоря, она не знала
себе равных и по праву считалась самой великой танцовщицей своего времени.
Николай несказанно гордился ею, и его любовь к Анне крепла с каждым днем. Он
старался не пропускать ни единого ее спектакля и в ноябре повстречал в театре
ее отца и одного из братьев. У Анны теперь осталось всего два брата, но второй
был недавно ранен и находился в госпитале в Москве.
Ни отцу, ни брату было невдомек, кем на самом деле является
для Анны Николай, однако трое мужчин явно прониклись друг к другу расположением
с первой же встречи. Николай на прощание от души пожелал им удачи и поздравил
полковника с такой чудесной талантливой дочкой. Пожилой полковник был немало
польщен и смотрел на Анну с гордой улыбкой. Нетрудно было прочесть в этом
взгляде нежную отцовскую любовь и радость от того, что некогда принятое решение
отдать ее в балетную школу оказалось совершенно правильным. При этом полковник
явно рассчитывал, что Анна останется в заведении мадам Марковой навсегда, и не
подозревал о ее намерении рано или поздно покинуть школу.
Время шло своим чередом, уже близилось Рождество, и Анна с
нетерпением ждала этих праздников и возможности снова оказаться вдвоем с
Николаем в заветном гостевом домике, иногда казавшимся ей своим. Как бы все
упростилось, если бы им можно было и вправду поселиться здесь вдвоем! Но увы,
им удавалось побыть вместе только вот так, временами, урывками, тайком, то
несколько дней, то неделю.
Их обоих пригласили во дворец на встречу Рождества.
Императорская семья давно отказалась от тех пышных балов, что принято было
давать до войны, но все же на торжественном приеме собралось около сотни
гостей.
Анна выглядела ослепительно в чудесном туалете, полученном в
подарок от ее величества. Алый бархат с оторочкой из белоснежных горностаев
придавал балерине не менее царственный вид, чем у самой императрицы. Все гости
восхищались ее красотой, элегантностью, изяществом и достоинством, и Николай
светился от счастья, словно сказочный принц, стоя рядом со своей любовью и не
выпуская ее руки.
– Кажется, я пользовалась сегодня успехом?
Анна рассеянно улыбалась, пока легкие санки несли их от
дворца к гостевому домику. Назавтра императрица снова пригласила их ко второму
завтраку. Это была та жизнь, которую Анна любила больше всего: она не
стеснялась быть вместе с Николаем и без труда могла представить себя его женой,
танцуя на балу. Их связь продолжалась уже почти два года.
Единственное, что омрачило атмосферу сегодняшнего праздника,
были постоянные слухи о революции. Даже во время танцев в зале там и сям
собирались небольшие группки гостей, обсуждавших тревожные новости. Как ни
абсурдно это выглядело, но в городах глухое недовольство населения все чаще
порождало настоящие взрывы, а император до сих пор отказывался их подавлять. Он
твердил, что у народа есть полное право на собственную точку зрения и для них
даже полезно иногда выпустить пар. Однако в последнее время волнения в Москве
все нарастали, да и в армии стало слишком неспокойно. Отец и брат Анны
упоминали об этом во время их последней встречи.
