Под конец с самого дна коробки я извлекла толстую пачку
писем. С первого взгляда стало ясно, что они написаны по-русски изящным, но
четким мужским почерком, явно принадлежавшим интеллигентному человеку. Пачку
аккуратно стягивала блеклая голубая лента – писем оказалось довольно много. При
виде этой пачки я подумала, что держу в руках тот самый вожделенный ключ к
мучившим меня загадкам. Вот она, тайна, о которой она молчала и которой не
делилась ни с кем с тех пор, как покинула Россию. Здесь, в этой коробке, все
еще жило ее прошлое, согретое счастливыми улыбками многих и многих людей, что
были ей когда-то близки и навсегда остались вдалеке ради новой жизни. По
сравнению с прошлым эта новая жизнь запросто могла показаться ей тусклым,
безрадостным существованием.
Не выпуская из рук заветные туфельки и проводя пальцами по
гладкому атласу, я надолго задумалась. Какой же отважной и сильной душой
обладала она – и сколь многим вынуждена была поступиться! А что, если кто-то из
этих людей живет где-то до сих пор, и тоскует и помнит о ней, и так же хранит
старые, пожелтевшие фото?.. Мои мысли снова вернулись к человеку, написавшему
когда-то эти письма: кем он был для нее и что с ним случилось? Впрочем, если бы
он не был для нее так дорог, стала бы она с таким тщанием целую вечность
хранить старые письма, забрала бы их с собою в свой последний приют? Я понимала
это и так, даже не зная их содержания. Он был для нее чрезвычайно важен и
наверняка очень ее любил, судя по толщине этой пачки.
Да, у нее была иная жизнь до того, как пришлось переехать в
Вермонт, и задолго до того, как появилась на свет я. И эта жизнь ничем не
напоминала то существование, что она вела в нашем доме. Ее прошлое было напоено
волшебством, юным восторгом и славой. Я вспоминала, каким суровым казался на
фотографиях мой дед, и от всей души надеялась, что этому человеку все-таки
удалось подарить ей хоть капельку счастья и любви. Она унесла свои тайны с
собой в могилу, и в этой коробке лежало все, что мне осталось: изношенные
туфельки… программка «Лебединого озера»… и его письма.
Пальцы как бы по собственной воле нащупали золотой медальон
– почему-то я не сомневалась, что портрет принадлежит именно ему. И снова в
голове зароилось множество жгучих вопросов. Вопросов, на которые мне больше
никто не сможет дать ответ. Тут же возникло желание отдать эти письма в
перевод, чтобы поскорее узнать их содержание. Но я не могла отделаться от чувства
неловкости – никто не давал мне позволения копаться в чужом прошлом. Недаром
она не захотела мне их отдать. Она просто оставила их на гардеробе. Да ведь мы
были так близки – может, она бы не обиделась? У нас оставалось так много
общего. Она все еще жила в моих воспоминаниях о тех бесконечных счастливых
часах, что мы проводили вместе, в преподанных ею уроках, в сказках и легендах,
услышанных когда-то от нее. Теперь ей самой предстояло превратиться в легенду,
и вряд ли ее обидит мое желание приподнять завесу над самой сокровенной,
загадочной частью этой истории. По крайней мере я на это надеялась. Все равно я
бы не смогла потушить в душе пожар любопытства, разгоревшийся при виде
фотографий и писем с новой силой. Так или иначе, я должна была взглянуть в лицо
правде, тщательно скрываемой ею на протяжении всей жизни.
Да, конечно, для меня она была и останется Грэнни Энн,
подвижной старушкой и самой любимой бабушкой на свете. А где-то в прошлом, в
неведомых чужих землях ее окружали другие люди, и ее жизнь была полна смеха, и
танцев, и любви. Напоминание о том, что она была когда-то юной, оставалось лишь
невнятным шепотом, таившимся в самой глубине моего подсознания. Я поняла это
наконец, но, увы, слишком поздно, сидя ночью в темной кухне и разглядывая
фотографии юной красавицы балерины. По щеке покатилась скорбная слеза, и я с
грустной улыбкой прижала к лицу оставшиеся от нее маленькие розовые туфельки.
Ветхий теплый атлас ласково прикоснулся к моей щеке, и я снова с надеждой
подумала, что сумею узнать всю ее историю, когда прочту старые письма,
аккуратно связанные голубой лентой. Всем своим существом я ощущала, как много
тайн хранят эти хрупкие страницы.
Глава 1
Анна Петровская родилась в Москве в тысяча восемьсот
девяносто пятом году. Ее отец был офицером Литовского полка, и у нее было
четверо братьев. Все они были красивыми высокими юношами, носили военные
мундиры и дарили ей сладости, когда приезжали домой в отпуск. Самый младший из
них был старше Анны на целых двенадцать лет. Они наперебой развлекали ее, когда
бывали дома, – пели и играли, так что от их возни весь дом ходил ходуном.
Ей ужасно нравилось проводить время, пересаживаясь с одних широких сильных плеч
на другие, пока братья старательно изображали из себя резвых лошадок. Анна
нисколько не сомневалась, как, впрочем, и все окружающие, что братья ее
обожают.
Мать запомнилась Анне как нежная, изящная красавица с
изысканными манерами. От нее всегда пахло духами с ароматом сирени, и она
обязательно рассказывала дочке на ночь какую-нибудь занимательную историю из
своего детства, а потом пела колыбельную. Это была общительная, веселая
женщина, и Анна очень ее любила. Мать умерла от тифа, когда девочке исполнилось
всего пять лет. И с тех пор жизнь ее пошла совсем по-другому.
Ее отец растерялся, он не знал, как поступить. Ему никогда в
жизни не приходилось возиться с детьми, и уж тем более с маленькими девочками.
И он, и сыновья служили в армии, и пришлось нанимать гувернантку, которая
заботилась бы об Анне. За два года через их дом прошла целая череда гувернанток,
и в конце концов стало ясно, что дальше так продолжаться не может. Для Анны
нужно было срочно придумать что-то другое. И отцу показалось, что он нашел
превосходное решение. Он сам отправился в Санкт-Петербург, чтобы обо всем
договориться заранее. Беседа с мадам Марковой произвела на него огромное
впечатление. Она, несомненно, была выдающейся женщиной, и возглавляемая ею
балетная школа и пансион могли стать для Анны не только новым домом, но и
гарантировать ей вполне достойное и обеспеченное будущее. Они проверят
способности Анны, и если окажется, что у девочки есть талант, ей позволят жить
в заведении мадам Марковой до тех пор, пока она сможет танцевать. Отец обрекал
Анну на весьма суровую жизнь, полную тяжелого труда и лишений, но его жена так
любила балет, что в глубине души он чувствовал: в свое время дочь будет
благодарна ему за такой выбор. Решение далось ему нелегко, да и за содержание в
школе придется выложить немалые деньги, но он верил, что все эти жертвы не
напрасны, особенно если Анна станет хорошей танцовщицей. А это случится
непременно, ведь его дочь была на редкость грациозным и подвижным ребенком.
Анне исполнилось семь лет, когда отец и двое братьев повезли
ее в апреле в Санкт-Петербург. Зима затянулась, снег еще не сошел, и она
дрожала всем телом, стоя на улице перед своим новым домом. Девочка была
испугана до полусмерти и ужасно не хотела, чтобы взрослые оставляли ее здесь
одну. Однако переубедить их, заставить остановиться и передумать было не в ее
власти. Еще дома, в Москве, она плакала и умоляла отца не посылать ее в эту
страшную школу, где единственной ценностью считался балет. А отец возражал, что
она должна радоваться такому подарку судьбы, что это редкая возможность
изменить всю свою жизнь, и обещал, что в один прекрасный день она станет
великой танцовщицей и будет счастлива, что попала в эту школу.
