За три недели до Рождества их семья понесла ужасную потерю.
Самый младший и самый любимый из братьев Анны сложил свою голову на фронте, в
бою под Молодечно, и она очень тяжело переживала его гибель в дни своего
последнего выступления на сцене и все еще не пришла в себя от горя, когда
Николай приехал в Санкт-Петербург, чтобы доставить ее в Царское Село, в
маленький гостевой домик. Он очень сопереживал ее утрате. Воспоминания о брате
причиняли ей острую душевную боль, и даже Алексей заметил, что она выглядит
непривычно грустной, когда рассказывал родителям о своем первом визите к только
что приехавшей гостье.
Однако волшебное таинство Рождества не могло оставить Анну
равнодушной, и мало-помалу она стала оттаивать в обществе Николая, беседуя с
ним обо всем на свете и обмениваясь книгами – совсем как прежде. Как и прошлым
летом в Ливадии, он не скрывал, что остается здесь ночевать. У них было вдоволь
времени, чтобы поговорить о своей любви и вспомнить о том, как хорошо им бывало
вдвоем, – вот только о будущем им нечего было сказать друг другу. Мери
продолжала щеголять своим жестоким и необъяснимым упрямством. Тем не менее
Николай начал присматривать подходящий домик. Он собирался отложить немного
денег и купить его для Анны, чтобы она могла жить вместе с ним, не прекращая
занятий балетом. Но оба понимали, что на это уйдет время, и скорее всего время
немалое, пока все устроится так, как им бы хотелось. Анна уже дала слово и
себе, и ему, что продолжит выступления до конца сезона, а может быть, и на
следующий год.
Однако вскоре после возвращения в балетную школу она
почувствовала себя больной. У нее окончательно пропал аппетит, и когда Николай
приехал в Санкт-Петербург в конце января, то попросту ужаснулся при виде ее
бледности и худобы.
– Ты перенапрягаешься, – как всегда, возмутился он
и на сей раз не дал себя так легко успокоить. – Если ты не уйдешь сама,
они просто изведут тебя непосильным трудом!
– От танцев еще никто не умирал! – Анна попыталась
улыбнуться. Только бы Николай не догадался, как плохо она чувствует себя на
самом деле! Ему и так хватает тревог из-за Мери и из-за очередного рецидива у
Алексея. Пусть решает свои проблемы и не отвлекается на ее здоровье.
Но недомогание нарастало с каждым днем, и пару раз Анна чуть
не свалилась в обморок прямо в классе. Лишь каким-то чудом ей удалось скрыть
это от остальных, никто даже не подозревал, что ей так плохо. К февралю Анна
ослабла настолько, что однажды утром едва нашла в себе силы подняться с
постели.
Тем не менее и на этот раз она не посмела отказаться от
обычной нагрузки. А когда мадам Маркова увидала Анну, та сидела на скамье возле
стены с закрытыми глазами и посеревшим от слабости лицом.
– Ты что, опять заболела? – осведомилась мадам
Маркова язвительным тоном. Она по-прежнему не могла и не желала смириться со
связью своей ученицы и молодого лейб-медика. Хозяйка балетной школы не считала
нужным скрывать свое отвращение к этому факту, и Анна все еще оставалась в
немилости.
– Нет, я здорова, – слабо возразила Анна. Однако
мадам Маркова встревожилась и стала присматриваться к ней более внимательно.
Через несколько дней на вечерней репетиции Анне опять едва не сделалось дурно.
Наставница моментально заметила это и успела ее поддержать.
– Вызвать тебе врача? – предложила она более
мягким тоном. Честно говоря, Анна явно выкладывалась на репетициях сверх всякой
меры, и все же уязвленное самолюбие мадам Марковой не позволяло признать, что
танцовщица давно расплатилась со своей школой по всем долгам. И она продолжала
обращаться с Анной жестоко и безжалостно, но сегодня даже ей не удалось бы
закрыть глаза на то, что балерина серьезно больна. – Может, ты хочешь послать
за доктором Преображенским? – уточнила мадам Маркова, отчего Анне стало
еще хуже.
Конечно, она была бы только счастлива лишнему поводу
повидаться с Николаем, но вовсе не собиралась его пугать, поскольку понимала,
что заболела не на шутку. После перенесенного ею гриппа прошло уже больше года.
Но за те десять месяцев, что Анна провела в балетной школе, ей приходилось
переносить нечеловеческие нагрузки, которые могли окончательно подорвать ее
здоровье, как и опасался Николай. Теперь у Анны постоянно кружилась голова,
каждый кусок буквально застревал в горле и тут же просился обратно, и над всем
преобладала застарелая гнетущая усталость. Она с трудом передвигала ноги и все
же заставляла себя танцевать каждый день по шестнадцать – восемнадцать часов
кряду. Каждый вечер казался ей последним, она ложилась спать с мрачным
предчувствием, что больше никогда не проснется. И когда ночью она просыпалась
от приступа тошноты и не имела сил даже на то, чтобы подняться и пододвинуть к
себе таз, ей все чаще приходило в голову, что Николай был прав. Наверное, в
конце концов балет действительно станет причиной ее безвременной смерти.
Прошло еще пять дней, когда Анна не сумела заставить себя
подняться с кровати. Ей было слишком плохо и совершенно все равно, что скажет
мадам Маркова и каких врачей она станет звать. Анна желала одного: чтобы ее не
беспокоили и дали спокойно умереть. Жаль, конечно, что перед смертью ей вряд ли
позволят попрощаться с Николаем. Интересно, от кого он узнает о том, что ее
больше нет?
Она не знала, сколько пролежала вот так, в
полубессознательном состоянии. При каждой попытке приподнять отяжелевшие веки
комната начинала медленно вращаться перед глазами, и в какой-то миг ей
показалось, что она задремала и видит во сне, будто он стоит рядом с кроватью.
Угасавшее сознание твердило, что этого не может быть. По-видимому, она попросту
бредит, как тогда, во время лихорадки от гриппа. Она даже слышала его речь:
Николай звал ее по имени и что-то говорил, а потом обратился к мадам Марковой.
Кажется, он возмущался, почему за ним не послали раньше.
– Она сама не захотела приглашать вас, – отвечал
призрак мадам Марковой.
И тогда Анна попыталась сфокусировать взгляд: пусть к ней
явился всего лишь фантом, плод больного воображения, но он так похож на ее
Николая! Вот он берет ее за руку и считает пульс, а потом наклоняется к самому
лицу и с тревогой спрашивает, слышит ли она его.
Все, на что у нее хватило сил, был слабый, едва заметный
кивок.
– Нам следует немедленно отвезти ее в больницу, –
произнес фантом очень четко. Но зачем, разве у нее снова лихорадка?
Доктор и сам пока не разобрался, что с ней такое. Ясно было
одно: Анна болела давно, и болела тяжко, отчего совершенно утратила аппетит и
вот уже много дней почти ничего не ела и не пила. И теперь оказалась на грани
гибели от истощения. Николай не мог смотреть на нее без слез.
– Вы, мадам, извели ее непосильным трудом! –
воскликнул он с тихой яростью. – И если она умрет, вам придется сполна
ответить за это и передо мной, и перед государем императором! – добавил
доктор, насилу сдерживаясь.
И пока Анна осмысливала то, что он говорил, до нее дошло,
что это вовсе не сон, а настоящий, живой человек. Это действительно был
Николай.
