– Анна, ты не поверишь своим ушам, но она не желает
возвращаться в Англию. Она хочет остаться в России. После пятнадцати лет жизни
в добровольном заточении и жалоб на Россию она наотрез отказалась уезжать,
когда ей предложили сделать это по-хорошему.
Новость так расстроила Анну, что она слушала дальше, с
трудом сдерживая слезы.
– А как же развод?
– И разводиться она тоже не желает. Она, понимаете ли,
не видит причин, по которым нам следует оставить друг друга. Она согласна с
тем, что совместная жизнь делает ее такой же несчастной, как и меня, но при
этом уверена, что давно рассталась с надеждами на счастливый брак. Мери твердит
о том, что не переживет унижений, связанных с процедурой развода. И получается,
что, если мы уедем сейчас вдвоем – я и ты, Анна, – мне нельзя будет взять
тебя в жены.
Так же как и ее, Николая больно ранило каждое сказанное им
слово. Он так хотел дать ей все, на что способен: дом, положение в обществе,
уверенность в завтрашнем дне, детей – новую, счастливую жизнь. А выходило так,
что она могла лишь оставаться его любовницей. И тогда унижения придется терпеть
не его жене, а ей, Анне.
– Кто-то еще знает про нас? Его величество? – с
тревогой уточнила она.
– Наверное, он давно уже догадался, но не торопится нас
осуждать. Ты ему слишком симпатична, и он сам говорил мне об этом много раз.
– Ну что ж, тогда можно не беспокоиться, – с
тяжелым вздохом заключила она. – Все равно мне еще слишком многое
предстоит сделать. Им кажется, что я совсем обленилась, и теперь мадам Маркова постоянно
грозится похоронить меня в кордебалете и не давать сольных номеров. Она
считает, что я уже не та балерина, какой была раньше. Мне бы хотелось заставить
ее передумать, а у тебя появится время заставить передумать Мери. Придется нам
еще потерпеть.
Одному Богу известно, каких усилий ей стоил этот спокойный,
рассудительный тон. Ведь Анна обмирала от страха, стоило ей подумать о
дальнейшей жизни в балетной школе и той борьбе, которую предстояло выдержать
Николаю.
– Боюсь, что мое терпение лопнет, – мрачно заметил
он. – Мне ужасно тебя не хватает. Когда ты снова сможешь нас
навестить? – Каждый день без Анны превращался для него в бесконечную
пытку. Действительность оказалась намного хуже самых мрачных опасений.
– Может быть, в середине лета, если мне вообще позволят
получить отпуск в этом году. Мадам Маркова уже намекала на то, что мне бы
следовало остаться в школе, когда все разъедутся на каникулы, и попытаться
наверстать пропущенное время.
– Неужели она на такое способна? – возмутился
Николай. Он не желал смириться с тем, что не увидит Анну даже летом. – Это
же попросту несправедливо!
– Она вольна распоряжаться нами по своему усмотрению.
Сам понимаешь, тут не до справедливости. Но мы еще посмотрим. Я поговорю с ней
ближе к делу. А пока нам остается терпеть и ждать. – Ведь он сам сказал,
что потребуется время на то, чтобы уговорить Мери вернуться в Англию или хотя
бы согласиться расстаться полюбовно.
– Через пару недель я снова явлюсь проведать тебя –
«согласно воле государя императора», – сказал Николай с печальной
улыбкой. – Как ты думаешь, тебе доставят мои письма, если я соберусь их
послать?
– Пожалуй, если на конверте будет герб дома
Романовых, – с лукавой улыбкой ответила Анна.
– Ну что ж, придется попросить Алексея надписать
адрес. – И он вдруг наклонился и поцеловал Анну. – Не тревожься ни о
чем, любовь моя. Мы справимся. Им не удастся вечно держать нас в разлуке. Со
временем мы наверняка что-нибудь придумаем. Скорее бы это случилось! С каждым
днем мне все больше тебя не хватает!
Николай снова наклонился, собираясь ее поцеловать, но в этот
миг дверь парадного распахнулась, и в палисадник ворвалась мадам Маркова –
живое воплощение праведного гнева.
– Анна, ты, случайно, не собираешься проторчать тут
весь день со своим доктором? Или все же вспомнишь о деле? А может, ты считаешь
себя слишком больной и отправишься в госпиталь, чтобы успокоить его
императорское величество? Если тебе больше нравится валяться на больничной
койке, чем танцевать, – только скажи, и мы пристроим тебя в самую
приличную богадельню!
Анна вскочила как ошпаренная и замерла возле Николая, дрожа
в тонком трико и балетных туфельках. Но Николай заговорил прежде, чем она
успела открыть рот:
– Мадам, мне крайне неловко, я вовсе не собирался
отнимать у мадемуазель Петровской так много времени. Это целиком моя вина. Я
вел себя непростительно беспечно.
– Ну так извольте откланяться, сударь!
Похоже, мадам Маркова успела позабыть о благодарности
доктору за то, что пять месяцев назад он спас Анне жизнь. Тем паче что отныне
он стал для нее врагом, претендующим на привязанность ее любимой ученицы. Уж
теперь-то она не сомневалась, кто такой этот загадочный женатый мужчина!
Николай как ни в чем не бывало поцеловал на прощание Анну в
щеку, она попросила передать приветы всем, кто ее помнит, влюбленные обменялись
последними рукопожатиями, и Анна вернулась в класс, а доктор отправился к
экипажу. У него был совершенно несчастный вид: Николаю ужасно не хотелось
оставлять Анну в этом мрачном доме, где она проводит все свое время, истязаемая
тяжким, воистину рабским трудом. С какой радостью он сегодня же забрал бы ее
отсюда навсегда!
А сама Анна снова встала у станка и изо всех сил старалась
сосредоточиться на упражнениях и не думать о Николае под недреманным оком мадам
Марковой. Наставница превзошла себя в беспощадной грубости и жестоких,
язвительных замечаниях. И когда наконец через два часа тренировки Анне было
позволено сделать перерыв, мадам Маркова смерила балерину с головы до ног
откровенно презрительным, брезгливым взглядом, то и дело вспыхивавшим яростью.
– Ну как, он уже сообщил тебе, что не сможет расстаться
с женой? Что она якобы не дает ему развода? Анна Петровская, ты круглая дура,
ведь эта история стара как мир! Вот увидишь, он так и будет кормить тебя
обещаниями, которых никто не собирается выполнять, покуда окончательно не
разобьет тебе сердце и не угробит твою карьеру танцовщицы. А сам останется жить
с женой! – Судя по ее тону, она говорила так, опираясь на собственный
опыт, на какие-то давние события, имевшие место в ее прошлой жизни. Мадам Маркова
не забыла и не простила причиненное ей кем-то горе – и не собиралась прощать
его сейчас. – Ведь он сказал тебе именно это? – Она грубо добивалась
от Анны признания, но не тут-то было. Анна знала, что Николай действительно
любит ее и ни за что не причинит ей зла, что бы там ни вообразила себе мадам
Маркова и какие бы страшные демоны прошлого ни преследовали ее.
– Он передал мне то, что просили сказать их
императорские величества, – отрезала Анна.
– И что же это было?
Анна умолчала, что ее снова пригласили провести лето в
Ливадии. Эта новость наверняка стала бы последней каплей и грозила окончательно
испортить отношения. Нет, говорить об этом сейчас было слишком рано.
