– Обещаю, – весело улыбнулась она. – Со мной
все будет хорошо. А теперь отправляйтесь поскорее к семье, иначе они подумают,
будто я ужасно капризная особа!
– Они прекрасно знают, что значит быть доктором. Стало
быть, до завтра! – сказал он, стоя в дверях, и Анна взмахнула рукой на
прощание, думая о том, какой это чуткий и добрый человек и какое счастье, что
она с ним знакома.
Глава 3
Принесенные на следующий день доктором Преображенским стихи
были так хороши, что Анна не могла читать их без слез. Медленно, ненавязчиво
молодой врач вводил прелестную танцовщицу в неведомый для нее мир интеллекта,
где ничто не сможет сдержать полет вольной мысли. Вот и этим утром он принес ей
новый роман. Анна уже успела прочесть начало и за вторым завтраком принялась
его обсуждать. Как и те стихи, что доктор приносил ей прежде, это была одна из
самых любимых им книг, и оба не заметили, как за разговором пролетело время.
Оба не на шутку удивились, когда доктор собрался уходить и
обнаружил, что засиделся до четырех часов и – что было совершенно непростительно
– заговорил свою пациентку до изнеможения.
– Я не имел права так вас утомлять, – с раскаянием
заметил он. – Уж кому, как не мне, об этом знать!
– Ничего страшного, – возражала Анна, очень
довольная их беседой. Ей подали второй завтрак в постель, а доктору накрыли
маленький столик у нее в спальне.
– Я был бы рад, если бы вы сейчас заснули, –
говорил врач, поудобнее устраивая пациентку в кровати и поправляя ей подушки.
Конечно, все это могла бы сделать сиделка, но ему было приятно самому ухаживать
за больной. – Постарайтесь как следует выспаться. Сегодня я обедаю во
дворце и по пути домой загляну сюда еще раз. Надеюсь, вам не станет
хуже. – Он проверял ее состояние каждый вечер, и Анна не могла не оценить
такую заботу. Эти вечерние визиты помогали ей выпутаться из сетей тоски,
одолевавшей ее вместе с подступающими сумерками.
– Буду рада вас видеть, – заверила она, из
последних сил перебарывая дремоту.
Доктор погасил свет, на цыпочках прошел к двери и с порога
обернулся еще раз. Анна лежала, закрыв глаза, и уже крепко спала в ту минуту,
когда он выходил из домика. Она не проснулась до самого обеда.
Первое, что она увидела, открыв глаза, – детский
рисунок. Сиделка сказала, что заходил Алексей, но не стал ее будить и оставил
рисунок. Он изобразил Анну во время ее смешных уроков плавания прошлым летом.
Как и большинство мальчишек в его возрасте, он любил шутки и розыгрыши. И
нисколько не стеснялся в обществе Анны, ведь она была ровесницей его сестрам.
Больная уже доела поданный на обед суп и пила чай, когда
доктор Преображенский заглянул к ней по пути домой из Александровского дворца.
Он пребывал в приподнятом настроении и с охотой рассказывал, как прошел обед.
Несколько раз в неделю его непременно приглашали отобедать с императорским
семейством – если уж на то пошло, он чаще обедал во дворце, чем дома.
– Это чудесные, удивительные люди, – с чувством
повторял врач. Он давно был верным поклонником и императора, и
императрицы. – На них лежит столь огромная ответственность – непосильный,
тяжкий груз! А теперь, когда в мире полыхает война, он стал во сто крат
тяжелее! Во всех больших городах неспокойно, начались волнения. Не говоря уже о
том страхе, который внушает им здоровье Алексея. – Угроза погибнуть от
гемофилии висела над цесаревичем с самого рождения, и оттого при нем постоянно
приходилось держать врача. Доктор Преображенский находился возле наследника
практически безотлучно, хотя и делил свои обязанности с доктором Боткиным.
– Наверное, вам тоже приходится нелегко, –
тихонько промолвила Анна, – ведь вы почти не бываете дома, с близкими вам
людьми. – Ей уже было известно, что доктор Преображенский был женат на
англичанке и имел двух сыновей: двенадцати и четырнадцати лет.
– Их величества относятся ко мне с пониманием. Они чрезвычайно
добры и при каждом удобном случае приглашают во дворец Мери. Но она никогда не
приезжает. Она предпочитает оставаться дома, заниматься с мальчиками или просто
сидеть за вышивкой. Ее совершенно не интересуют ни моя работа, ни люди, с
которыми мне приходится общаться.
А вот это никак не укладывалось у Анны в голове – стоило
подумать о его пациентах. Вряд ли их можно было назвать обычными людьми. Анна
не могла отделаться от ощущения, что жена доктора Преображенского попросту
ревнует его к царской семье. Ей не верилось в то, что молодая женщина может
добровольно стать отшельницей. Возможно, она слишком стеснительна и не способна
преодолеть робость?
– Ко всему прочему она практически не знает русского
языка и оттого беспомощна. Но не желает утруждать себя учебой. – Доктор не
стал уточнять, что в этом нежелании крылась причина их постоянных давних
споров. Сетования на Мери перед Анной не делают чести его уму и сердцу, хотя
трудно было представить двух более непохожих женщин. Одна так и лучилась энергией
и жаждой жизни, тогда как другая только и знала, что жаловалась и казалась
усталой, разочарованной и недовольной.
А на Анну не подействовал даже ужасный недуг. Она
по-прежнему была очаровательна, и никто не мог устоять перед ее кротким,
открытым нравом. Для самой же Анны каждая новая беседа с доктором
Преображенским становилась настоящим откровением. Она никогда не общалась с
молодыми людьми, кроме ее одноклассников по балетной школе и партнеров по
сцене, у нее не было приятелей-мужчин или кавалеров, в которых можно было
влюбиться. Единственными знакомыми мужчинами по-прежнему оставались отец и
братья, да и тех она почти не видела. Им так редко удавалось ее навещать!
Братья приезжали в Санкт-Петербург на ее премьеры раз в год, да и отец не
намного чаще. Почти все свое время и силы они отдавали службе в армии.
А с Николаем Преображенским Анна чувствовала себя совершенно
по-другому. Он стал ее близким другом, с которым так приятно поговорить. Она
простодушно призналась ему в этом, и доктор явно был очень польщен. Ему также
доставляли удовольствие эти беседы и возможность поделиться своими чувствами по
поводу любимых стихов и книг. Честно говоря, ему импонировали многие ее черты,
однако он также относил это на счет приятельских, дружеских отношений. Он даже
хотел поделиться этим с Мери – когда Анна была еще совсем больна, Николай
мельком упоминал ее имя. Он рассказал жене, что его вызвали в балетную школу к
танцовщице, умирающей от гриппа. Но Мери ни разу не поинтересовалась, что же
стало с этой танцовщицей, и со временем ему совсем расхотелось о ней говорить.
В некотором смысле так было проще – держать ново-обретенную дружбу в тайне от
остальных.
Конечно, в прежнее время об этом не могло быть и речи,
однако после пятнадцати лет совместной жизни доктор успел убедиться, что не
имеет ни желания, ни сил рассказывать Мери о своей работе и друзьях. Его
попытки общаться натыкались на слишком откровенное, непробиваемое равнодушие. В
последние годы они почти не разговаривали. Несколько лет назад, когда Мери
вдруг засобиралась обратно в Англию, Николаю пришлось пережить немало тяжелых
минут. Он не желал расставаться с женой и тем более отправлять своих сыновей в
частную школу. Он хотел, чтобы близкие ему люди оставались рядом, вместе с ним.
Но со временем Мери перестала даже сердиться на его несговорчивость. Она
замкнулась в себе и была ко всему безразлична. Правда, жена никогда не упускала
возможности лишний раз напомнить о том, как она ненавидит Россию и
необходимость жить в этой стране. Вот почему общество живой, непосредственной
Анны стало такой желанной отдушиной. Эта девушка никогда ни о чем не жалела и
не сетовала на свою совсем не легкую жизнь. Она готова была любить эту жизнь
такой, какая она есть, и считала себя вполне счастливой.
