— Чего гнать-то, — бросил с той стороны Казан, громадный малый с набрякшим лицом, которого тусовский гигант Бульдозер уже выбрал себе в противники, — базар пошел, что вы, фраера, сдали всю братву на рынке. Кто-то из ваших настучал, маски заранее были готовы. Говорят, пацаны видели, что они еще с утра в фургонах сидели — морозили их, чтоб злее были.
— Раз видели, значит, так и было, — легко согласился Волчок. — Только вопрос — кто их туда зазвал. Может, мы. А может, и вы?
— У нас сявок нету.
— Это ты типа гонишь, что у нас они есть? Не тренди! Все меня знают — я правильный пацан, и не хрена меня плющить, — с достоинством бросил врагу Волчок.
— …и штырить, — подсказал кто-то из своих.
Ребята сломали линии и постепенно собрались привычным кружком. Руки все держали в карманах. Кто посмелее, встали поближе к главным — Казану и Волчку. Кто потрусливее, незаметно отступил за спины товарищей.
— А свист был, что у вас какие-то списки собирали?.. — подсказал длиннорукий пацан, стоявший рядом с Казаном. У него были светлые брови и совершенно белые, словно седые, ресницы.
— Чего гонишь? Списки — это наше дело, — отрезал Волчок. — Хотим — собираем. Хотим — отбираем. Вас в эти списки не заносили.
Сзади послышалось вкрадчивое поскрипывание снега. Не иначе как кто-то из машинистов уже заходил им за спины. Но обернуться было никак нельзя, никак нельзя отвести глаза от неприятеля.
— Да вы давно всей пацанве в натуре известны как стукачи ссученные! — На своей территории машинисты наглели на глазах.
— За ссученных ответишь, — с ледяным спокойствием проговорил Волчок.
— Да хоть сейчас, хоть после! — беззаботно кинул Казан.
Тут кто-то из его сотоварищей сделал шаг вперед и со всего маху въехал кулаком в лицо кому-то из тусовщиков.
— Эт-те в науку!
И нырнул обратно, за плечи своих. Это был максимум, который можно стерпеть, до того как началось бы жестокое махалово, безоглядная драка с турами и ножами. Возможно, и со стрельбой. Но первый удар еще можно было бы и простить.
— Оборзел твой дружок, что ли? — попытался разрулить ситуацию Волчок. — Глаза в кучку, обкурился? Или дерьма горячего объелся?
И тут кто-то из машинистов вытянул руку и ткнул пальцем в сторону Санька:
— А вот этого я знаю!
— Это кто? — спросил Казан.
— Он на собрании на сцене стоял у патриотов.
Непонятно было, хорошо это или плохо.
Казан на всякий случай переспросил:
— Точно он?
— Он! Он у них старшой по группе.
— А чего стоишь в стороне, старшой? — спросил Казан. — Выходи сюда в натуре, становись против меня, я с тобой говорить буду.
Санек молча сделал несколько шагов и оказался напротив Казана, бок о бок с Волчком. Тот слегка толкнул его плечом, мол, не дрейфь.
И тут раздался другой голос:
— Я его тоже знаю! Я его на рынке видел, на будке! Я вам рассказывал! Он меня на крышу задернул и Леху Баклана!
— Да не тренди, — усомнился Казан.
— Да он, я тебе говорю! Помнишь меня? — один из машинистов подошел вплотную к Сане. Лица Санек не запомнил. Запомнил красно-белый спартаковский шарф.
— Воин Спартака, что ли?
— Ну!
Паренек повернулся, и Санек действительно прочел надпись у него на спине.
— Оба-на! Ну, я вам говорил! Это же молоток пацан! Я его бить не буду! — Паренек был мелковат, и с Саньком ему все равно было бы не справиться. Но сейчас он отважно загородил его своей неширокой спиной.
— Ну ты уж сразу… — пробурчал Казан. — Если он правильный пацан, мы его никто бить не будем. Мы тут типа правильных пацанов не бьем. Это не наши методы, — щегольнул он фразочкой явно из какого-то фильма. — Вот ты, Андрюха Волчок, — оказывается, он знал того по имени, — правильный пацан или так, отстой, портянка недосушенная?
— Я, Мишка, такой же, как и ты, не круче, не ломче.
— Я тебя еще по качалке на Третьей Машиностроительной помню.
— И брат твой туда ходил.
— Братан у меня в армии, в ВДВ служит. Вернется, он тут порядок наведет, — похвастался Казан.
— И я тебя знаю, — послышалось откуда-то слева, — в октябре на дискотухе с наркашами сшиблись…
— Во бесилово было! Вывалились — в полном офиге!
Тут-то стало ясно, что мочилово отменяется.
Казан вышел из круга, сделал несколько шагов в сторону своих машин. Зычно крикнул, как в лесу:
— Наташка!
Хлопнула дверца автомобиля, появилась фигурка в светлой дубленке.
— Тащи коньяк, мириться будем!
Девчонка вытащила из салона увесистую сумку, поднесла, бухнула в снег. И только сейчас Санек ее узнал: это была его прежняя нареченная, Наташа-Каша-Простокваша. Вот теперь она в каких машинах ездит! То-то ее давно не видно… Она, конечно, тоже узнала Санька, но вида не подала.
Хрустнув металлической пробкой, Казан открыл первую бутылку. Наклонился, достал из сумки стеклянный стакан — даже в сумерках было видно, что немытый.
— Ну, мужики, кто спочнет?
И тут же чей-то голос:
— Вон, ему налей, длинному, что Леху и Серегу на рынке вытащил.
Зыркнув глазами в сторону Санька, Казан налил стакан до краев темной жидкостью, протянул ему.
Санек крепко сжал стакан пальцами, поднес ко рту. Замер, невольно принюхался — в ноздри ему ударил крепкий, дразнящий, пряный аромат. Еще раз потянул ноздрями. Потом вдохнул его клубы полной грудью…
И в этот момент произошло что-то странное. В руках у машинистов откуда-то появились стволы, так быстро, почти молниеносно, что никто даже не понял, как это произошло. Яркая вспышка ослепила Санька, острая боль пронзила все тело, и перед глазами мгновенно стало темно. Последнее, что он почувствовал, был запах коньяка и резкий удар по лицу.
Часть третья
Сашка открыл глаза и понял, что он уже не стоит в кружке пацанвы в вечернем парке, а сидит на стуле в закутке Сереги-кольщика, сжимая в руке непочатый стакан теплого коньяку.
Секунду-две-три он сидел недвижимо, не понимая, что с ним произошло и как он здесь очутился. Медленно-медленно, еще не осознав произошедшего с ним чуда, перевел взгляд на левое свое плечо. Рисунок — взлетающий ангел, — там только был намечен фломастером.
Кольщик с испугом глядел на клиента, покачал рукой у него перед глазами.
Санек осторожно поставил полный стакан на стол, стараясь не пролить ни капли.
— Ты чего взбледнул-то, малый? Нехорошо тебе? Весь белый стал…
