– Обними меня, – пояснила я.
– Да легко, – отозвался он, подойдя на шаг ко мне и осторожно обвив руки возле моей талии. Я же обхватила его за шею. Яр добавил уже тише: – Но, Яна, для того чтобы обняться со мной, необязательно применять шантаж.
– Это не шантаж.
Я ещё пару минут обнимала его просто так, бесцельно, чувствуя, что мне слишком нужно это тепло, что сейчас оно чуть ближе, чем тепло солнца, что солнце – одно на всех, а Яр… Потом я все же принялась за дело. Задействовала возмущенную такими частыми потребностями душу, потянулась к Яриковой, а потом – будто щелчок замка, и маленькая зацепка, что связывала наши души, отвалилась. Рыбка сорвалась с крючка. И моя душа вернулась на место. Вся, целиком, полностью – конечно, не учитывая того, что я отдала безвозвратно. Но спустя время мы миримся с потерями.
Только вот ощущение пустоты никуда не уходит.
Я выпустила Ярика из объятий – нехотя, честно сказать! – и отшагнула назад.
– Все.
– Таки все?
– Да. Теперь я тебя не чувствую. Можешь продолжать анонимную жизнь и колдовать, сколько пожелается. А то мало ли. Вдруг я тебя так стесня…
Договорить я не успела. По поляне пролетел громогласный вопль:
– Молоде-о-о-ожь!!!
Я подпрыгнула. Яр нет, но, кажется, был близок к этому. Мы одновременно обернулись и заметили добротную женщину, что мчалась на нас со скоростью медведя.
Я пригляделась и поняла, что это баба Феня – местная молочница, добрая, но очень любящая сплетни. Кажется, сейчас она охотилась за очередной.
Делать было нечего, поэтому пришлось идти на встречу. Через минуту мы, недоумевающие, приблизились к задыхающейся бабе Фене.
– Доброе утро, баба Феня, – отозвалась я.
– Доброе, – пробубнил Яр.
– Молодежь! – повторила баба Феня, тяжело дыша. Поправила сползший на шею платок, смахнула намокшие рыжеватые волосы со лба и спросила: – Вы не видали, чего тут сверкало?
– Ну… – растерялась я.
– А это, баба Феня, искры нашей любви так сияли, понятно? – вдруг ожил Яр. Лучше бы не оживал, честное слово! Хотя так его убить будет проще.
– Понятно, – равнодушно отозвалась баба Феня. Но глаза уже зажглись предвкушением. Ой, все, ну привет, сплетни. – Малышня опять петардами балуется, видать. Пойду посмотрю.
И скрылась за нашими сплетнями.
– Дурдом, – произнесла я.
– Не переживай так, – успокоил меня Яр. Он подошел к мирно шумящей реке и поднял с берега небольшой серый камешек.
– Кто бы говорил, директор дурдома, – пробубнила я. Но на камешек все же уставилась
– Да ладно тебе. С чего ты нервничаешь? Тебя записали в пару к такому замечательного парню, – он фыркнул. Совершить убийство захотелось в пять раз сильнее, поэтому Яр поспешил отвлечь меня от этого убийства: – И вообще, я хотел тебе кое-что подарить. Но надо будет подождать.
И он уставился на камешек так внимательно, будто хотел его загипнотизировать.
А потом я увидела редкие голубые искры. Яр усердно, не замечая ничего вокруг, создавал заклинание: плел его из нитей энергии, так щедро даруемых природой, – и я подумала, что из-за нашей всепоглощающей любви к магии – к разной магии – мы никогда не сможем полюбить друг друга.
Потому что, случись это, даже моих слез не хватит.
Через пару минут камешек превратился в искусную, будто выточенную мастером, бабочку, сидевшую у Яра на пальце. Ту самую, белую, с нежным голубоватым отливом, название которой я никак не могла узнать. Бабочку-фантом, бабочку-детство.
Сейчас оно переплелось с настоящим.
– Видел, что тебя эти бабочки интересуют. Ну как?
Я коснулась тонких крыльев кончиком пальца. Они были мягкими, как шелк.
– Интересно, – только и сказала я. А потом подняла взгляд на Яра, встретилась с его глазами, что были на несколько тонов насыщеннее крыльев бабочки: – Но, пожалуйста, можно, я ее отпущу?
– Как ты хочешь, – Яр кивнул.
Я хотела быть той, кто дарует свободу, а не забирает ее.
И бабочка взмыла в небеса.
***
Кому не жалко тратить деньги на сотовую связь, так это, похоже, Владу.
Я пришла домой, где уже проснулась тетя, и узнала, что буквально только что он уехал. И вернуться на этот раз не обещал. Но догонять не стала. Влад – взрослый мальчик, а я – взрослая девочка, которая натворила миллион глупостей в отношение него. Поэтому просто приняла этот отъезд к сведению и наконец-то села пить чай.
Тетя вела себя как-то рассеянно, даже не стала слушать мои оправдания, но я не придала этому большого значения.
А потом, часам к двенадцати, и пришло сообщение, которое убедило меня в непрактичности Влада. Обычно мы переписывались с помощью магпочты, но он знал, что сейчас я не смогу прочитать его письмо. Поэтому воспользовался современными средствами связи. Наверное, ему просто нужно было сообщить мне что-то важное.
Очень-очень важное.
И такое же огромное.
Поудобнее усевшись на диване, я развернула сообщение полностью и ужаснулась. Пролистнула до конца, выхватив отдельные фразы, – и покраснела. А потом вернулась в начало и стала читать.
«Доброе утро, Яна.
Думал, что удастся сказать тебе это по-настоящему, а потом понял: не удастся. Не буду прикрываться твоим отцом. Мне просто надо было уехать. Уехал.
Не знаю, что связывает тебя с этим белым. Ты ведь открыла мне не всю правду? Те искры – это ваших рук дело, я знаю. Видел. Я бы посоветовал тебе не связываться с ним, но разве ты воспользуешься этим советом?
Так и быть. Будь осторожной. Чтобы потом не пришлось жалеть. Но помни: я всегда буду рядом, тебе следует лишь попросить.
Но пишу тебе я по другому поводу. Сегодня ночью, ближе к утру, мне приснилось, будто ты меня целуешь. Если бы я не знал, что ты у белого, поверил бы, что все это произошло в реальности. И это было бы лучшее, что ты мне могла подарить.
Черт возьми, я тебя люблю. Несколько раз пытался на это намекнуть. А прямо сказать – не получается. Даже сейчас. Прячусь за печатными буквами. Но я сильно, Яна, люблю тебя. И я был бы не против повторить этот поцелуй в реальности.
Не получается, понимаешь, вести себя как прежде. Тебе уже не двенадцать, и ты слишком красива, слишком благородна, слишком неприступна.
Понимаешь, почему я должен был уехать? Сейчас, ранее. Побег как спасение.
Но больше не могу молчать.
Понимаю, что виноват в этом, но ничего не могу с собой поделать.
Люблю.
Тебя.
Люблю – и.»
