А в это самое время Аваджи и Аслан занимались обустройством своих сотен, оставив женщин одних. Заира гуляла неподалеку с маленьким Владимиром. Анастасия прибирала в юрте, как вдруг на неё навалилась такая сильная головная боль, что молодая женщина без сил рухнула на лежанку.
Она обхватила руками свой пылающий лоб, стараясь унять грызущую боль, и почувствовала, как её собственные ладони будто вбирают в себя горящий под ними жар.
Полегчало. Анастасия села на лежанке и… увидела!
Картина была мерзкой, непристойной, и непонятно, почему такое видение посетило её? Чем она согрешила, разве она думала о чём-нибудь подобном?
Какая-то девушка висела подвешенная за руки. Тури-хан с налившимися кровью глазами – Анастасия отчетливо видела каждую мелочь – грубо насиловал её. Наконец он оттолкнул от себя безвольное тело так, что девушка качнулась, будто на качелях, и спросил:
– Хочешь?
Теперь она увидела и другого. Бучек. Он словно ждал такого приглашения, потому что обхватил девушку сзади – висящая дернулась, и по лицу её потекли слезы. Мучители завязали ей рот, но Анастасия могла догадаться по кричащим глазам, какие муки сейчас жертва испытывает.
Анастасия крепко зажмурилась, закрыла ладонями глаза, потерла и невольно стряхнула так, как стряхивают с рук налипшую на них грязь.
Видение исчезло, и она с облегчением осенила себя крестным знамением: "Спаси и помилуй!"
Она успокоилась, но невольно продолжала думать об увиденном: что это было? Дневной кошмар или… Неужели такое происходило на самом деле?
Теперь Анастасия стала думать, что, возможно, она могла бы помочь неведомой пленнице. Она выскользнула из своей юрты и осторожно подобралась к шатру Тури-хана. Из него не доносилось ни звука. Но тут Анастасия чуть было не столкнулась с самим ханом и тем нукером, которого только что видела будто наяву. Они выходили из юрты, стоявшей поодаль, которую поставили там совсем недавно.
Вот в эту неведомую юрту Анастасия, почти умирая от страха, и проникла. И уже не удивилась, увидев на ковре ту самую нагую девушку, по-прежнему со связанными руками, с глазами все ещё мокрыми от слез.
Анастасия склонилась над лежащей.
– Убей меня, – прошептала девушка. – Убей меня, сестра, прошу тебя!
Уже не думая о том, что будет, если её застанут здесь, Анастасия стала развязывать пленницу, в спешке обламывая ногти.
Что это у них? Дастархан? Анастасия безо всякой осторожности рванула на себя расшитую золотыми узорами скатерть с бахромой, опрокинув на ковер сосуд с арзой и блюдо с фруктами. Встряхнула скатерть и закутала в неё девушку.
– Это все, что я могу для тебя сделать, – шепнула она.
Осторожно выглянула наружу – никого – и потянула за собой жертву ханских утех. Это та самая аланка, вдруг поняла она. И шепнула:
– Иди!
И подтолкнула девушку в сторону, противоположную той, где, как Анастасия знала, сейчас собрались нукеры.
Аланка на мгновение с благодарностью прильнула к ней и метнулась за ближайшую юрту. Больше Анастасия никогда её не видела и ничего о ней не слышала.
А между тем, исчезновение пленницы обнаружилось довольно скоро. Бучек заглянул в юрту и не нашел ту, с которой он решил продолжить забаву.
– Кто-то ей помог, – определил Бучек. – Мои узлы она сама бы не развязала.
– Надо послать погоню, – решил Тури-хан. – На этот раз мы не станем играть с нею. Пусть твой бич разорвет её на куски!
– Стоит ли отправлять погоню, – пожал плечами Бучек. – Если Аллаху угоден её побег, и нукеры её не найдут, что подумают остальные рабы?
– Что из куреня можно сбежать? – догадался хан. – Но допустить, чтобы её помощнику такое сошло с рук? Кто-то же осмелился…
– И какие имена приходят первыми в вашу голову, светлейший? – льстиво осведомился Бучек.
– Аслан, Аваджи, – выдохнул хан.
Лицо Тури исказилось от ненависти, и Бучек понял, что подогревать светлейшего нет необходимости. Он и сам возненавидел тех, кому недавно покровительствовал. Оба бывших его любимца имели то, чего хан иметь не мог: детей и бескорыстно любящих жен.
– Что-то в последнее время они сдружились, – процедил Тури-хан. – О чем они говорят, собираясь вместе? Какие секреты между собой обсуждают?
Бучек благоразумно молчал. Он успел понять, что светлейший с подозрением относится к мыслям, высказанным другими. Если же он до этого додумался сам…
– Уруска родила Аваджи княжеского ублюдка, – продолжал распаляться тот. – А он радуется, будто это его сын. Почему так везет этому сыну каландара? И посмотри, как уруска расцвела. Точно роза в райском саду. А у меня неизвестно куда пропадают не только жены, но и рабыни!.. Я убью их!
– Хан не может позволять нукерам сомневаться в своей справедливости. Да ещё накануне великого похода, – осторожно заметил Бучек. – Если светлейший безо всякой причины убьет своих лучших юз-баши… Иное дело, если они погибнут в сражении… Если позволит хан своему ничтожному слуге дать совет…
– Говори!
– Кто умеет ждать, тот получает всё.
– Я не привык ждать! – надменно проговорил Тури-хан, хотя в глубине души он уже согласился с Бучеком. – И потом, уж не предлагаешь ли ты мне, как турецкому евнуху, обходиться без женщин?
– Разве допустит верный слуга, чтобы его господин заскучал? -воскликнул довольный Бучек. – У меня не только отыщется с десяток девушек, которые вовсе не хуже использованной аланки, но и такие, которые, будучи обнаженными и к кольцу привязанными, покажутся хану куда желаннее…
– А ты хитрец! – погрозил пальцем хан. – Подожду. А потом разберусь и с ними, и с их женами!
Бучеку оставалось только порадоваться: именно этого он и хотел.
Глава тридцатая
Где-то в середине зимы Лоза решил проверить, насколько быстро его смерды смогут спрятаться в подземном убежище в случае опасности. Как раз сегодня он ожидал в Холмы тиуна Грека, нудного и вздорного человека, которого терпеть не могли не только холмчане, но и все смерды, что жили на княжеских землях.
Лоза посадил в правом крыле своего дома, там, где когда-то был девичий терем, а сейчас – сторожевой пост холмчан, самого востроглазого мальчишку по прозвищу Сокол, а вместе с ним поставил на сторожевую службу самого быстроногого мальчишку по прозвищу Заяц.
Теперь ребятишки внимательно следили за ведущей из Лебедяни дорогой, чтобы тут же поднять тревогу, ежели в сторону Холмов поедет кто-то из города.
Не сказав никому, кроме Прозоры, ни слова, Лоза решил проверить сноровку своих подопечных, а заодно и проучить высокомерного, самоуверенного Грека.
Главный вход в подземелье был устроен сразу за колодцем. Когда рыли его, то имели в виду, что и в зимнее время, когда прячущегося человека могут погубить оставленные им следы, место у колодца самое оживленное, а потому и самое затоптанное. Кто станет искать там какие-то следы?
