По возвращению в дом Отто пригласил всех в столовую, и когда Моника подала кофе, сказал:
– Ганс, Моника, представляю Вам члена нашей команды Сэма Пристли. Занятия начинаются в соответствии с прежними указаниями немедленно. После кофе, Моника, попрошу Вас сфотографировать нашего товарища. Одно фото отдадите Гансу, он сделает документ на имя Питера Крафта, остальные отдадите мне, когда я приеду в следующий раз. А теперь – всего хорошего.
Допив кофе, Отто встал и направился к двери. Ганса и Монику он остановил жестом и, бросив всем: «До свидания», – вышел. Спустя минуту хлопнула дверца, и машина, заурчав двигателем, покатила по извилистой лесной дороге.
Да, анализировать было что. События последних дней под воздействием людей, которым «отказывать нельзя», в корне изменили ситуацию и карьеру «несостоявшегося дипломата Клауса Вернера».
Из дипломата он превратился в тайного хранителя драгоценностей. Отказаться было нельзя, это сразу дали понять, иначе на будущей карьере можно было бы поставить крест, да и на карьере отца тоже.
Думают, идиоты, что знают обо мне все. Нет, вы знаете только то, что уже произошло, черты моего характера, мои способности, но вы не знаете, что у меня в голове, какие мысли и сомнения в ней. Знай вы, что я думаю обо всей вашей коричневой своре, вы бы меня ни за что не пригласили бы работать.
Добросовестная служба деда, отца и меня на благо фашистской Германии – это вынужденная мера. Не менять же профессию дипломата. Ну а насчет лояльности матери и сестры к нынешним властям, так и здесь вы ошибаетесь. Женщины в большинстве случаев всегда лояльны, потому, что их удел три «К»: киндер, кирхен, кухен. Политика затрагивает сферу их интересов, в основном, по наличию продуктов в магазинах. Они не вдаются во все тонкости политики.
Еще тогда, когда вы пришли к власти в 1933 году, мудрый дед позвал отца и меня к себе в кабинет и обрисовал перспективы Германии на будущее.
Тогда и было принято решение работать добросовестно, не выпячиваться, но и особого фанатичного рвения не проявлять. Это даст возможность остаться дипломатами, а не попасть на службу в армию мне и отцу. Таким образом, мы не будем непосредственно замараны кровью людей, которая скоро прольется. А то, что она прольется, было ясно как день, о чем ярко свидетельствовали начавшиеся еврейские погромы.
С такой человеконенавистнической идеологией война, беззаконие и зверства неизбежны. Вопрос времени, когда конкретно они начнутся.
Это было, конечно, унизительно для нас – идти на сделку со своей совестью и работать на фашистов, но другого выбора не было. «Нужно переждать это мракобесие», – сказал тогда дед.
Вот с кем бы посоветоваться сейчас. Обложили, мерзавцы, меня, как волка: ни позвонить, ни выйти. Попробуй я сейчас «прыгнуть через флажки», и собачья свора, руководимая Гансом, вмиг остановит. Уж не ворон стрелять висит у Ганса на поясе револьвер, да и Моника неизвестно чем дышит. Того и гляди, чтобы с милой улыбкой не воткнула вязальную спицу в горло или между ребер.
Ну что же, пора принимать окончательное решение и подводить итоги.
Последую напутствию деда, тем более другого выхода без последствий нет.
Итак, обучусь всему, как положено, и поеду в США хранить ценности. Отнесемся к этому, как к работе дипломата – вот и все. Ведь это тоже работа за границей, да и дипломаты в большинстве своем выполняют секретные поручения.
Из дальнейшего развития событий будет видно, что делать дальше. Во всяком случае, это лучше, чем служить в СС или гестапо. Ведь тоже могли подойти и предложить – ну-ка, Клаус, поработай в застенках на благо Германии. И тоже ведь не откажешься, если захочешь благополучия семье и себе лично.
Иногда мне кажется, что половина взрослого населения Германии под страхом расправы стала под знамена неврастеника, хотя полно и фанатиков, не думающих о завтрашнем дне. Дураков история ничему не учит. Подобные режимы рано или поздно приводят страну к краху и позорному столбу. Но ведь как подлецы умудрились околпачить такую массу народа, прийти к власти и вершить судьбы людей?! Это все жажда власти, привычка пить и есть на дармовщину, желание грабить и убивать. Чего только опус «Майн Кампф» стоит! Такое впечатление, что его писал душевнобольной в редкие минуты просветления разума, потому что в тексте есть и интересные мысли. Но методы, это конечно…
Ладно, поживем – увидим, а пока лояльность и прилежание в освоении «профессии нелегала».
Может быть, за время моего отсутствия здесь в Германии что-то изменится.
Ну, а насчет конкретной работы, так здесь вообще больше вопросов, чем ответов. И самый главный вопрос – зачем собирать в кубышку драгоценные камни в Америке? Что-то здесь нечисто. Почему их не хранить в Германии, а потом в случае необходимости не привезти диппочтой и не купить то, что требуется в США, пусть даже через подставных лиц.
Где вы их будете добывать, партайгеноссе, ведь это не янтарь в Прибалтике. Бриллианты, рубины, изумруды и сапфиры, тем более ограненные, под ногами не валяются. Их ведь нужно где-то купить. А вот теперь – стоп! Ну, как же, купить. Ну, прямо можно подумать, что Отто с товарищами по партии под руководством шефа побегут по аукционам, ювелирным лавкам и к частным лицам скупать ценности. Нет, конечно. Значит, будут грабить, иначе зачем такая страшная тайна. Зачем покупать, отдавая деньги, если можно зайти, скажем, в Амстердаме к ювелиру, ударить его кастетом по зубам так, чтобы сами зубы были выбиты, а корни остались в деснах (вдруг зубы еще вырастут) и забрать все как с витрины, так и из сейфов.
Так, так, так, значит, я буду в США хранителем, скорее всего, краденого и награбленного.
Хотя, может, я и ошибаюсь. Время покажет. Ладно, пора спать.
В эту ночь Клаусу Вернеру снились драгоценные камни, которые образовывались из яркой радуги. Снился солнечный день, почти без облаков, но с дождем над поляной в лесу, где накануне они сидели с Отто. Радуга казалась твердой, как из разноцветного стекла, и небольшой по размерам. Всего-то несколько метров в высоту, но почему-то не изогнутая, как обычно, а прямая, как столб. Периодически слышался гром. От грома радуга разрушалась и осыпалась тысячами осколков к своему основанию.
Он быстро подбегал и, став на колени, впопыхах загребал руками груду драгоценных камней в мешок, бежал в лес и все высыпал в яму, под корень огромного дуба, возле которого сидели две овчарки. Так продолжалось десятки раз, но удивительно было не это, а то, что всякий раз, как он возвращался в лес, в яме было пусто, и он не понимал, куда исчезают драгоценности.
Проснулся Клаус утром весь разбитый и усталый, словно действительно таскал всю ночь мешок с камнями. В комнате было душно. Открыв окно, Клаус увидел, что все вокруг мокрое от сильного дождя, который шел ночью. «Значит, и гром был, – подумал Клаус. – Только где же моя разбитая радуга?»
Включив радиоприемник почти на полную громкость, Марк Бремер медленно подошел к окну. Дал знак Отто подойти к нему, и, понизив голос почти до шепота, сказал:
