Осторожно, но довольно быстро Ганс в третий раз пошел по своему следу.
Когда, воровато оглядываясь по сторонам, он отвязывал лошадь от дерева, сзади послышался грозный оклик, и щелкнул затвор карабина.
Спасло Ганса то, что между ним и полицейским была лошадь, а может быть, и то, что полицейский замешкался на секунду.
Мгновенье – и уздечка переброшена через голову лошади, одновременно левая нога в стремя, а правой рукой захват за луку седла и резкий, громкий крик на ухо лошади. Не перебрасывая тела в седло, на боку, одной ногой в стремени, он и проскакал через всю просеку, пока не скрылся за кустами. За спиной грохнул запоздалый выстрел, срезало пулей ветку рядом с головой лошади. Все, а теперь в седло, и пока полностью не стемнело, долой из леса, и по проселочным дорогам подальше от погони. Теперь уже – пешей погони. Да и решатся ли они продолжать преследование?
Спустя десять минут Марта, рассчитавшись с водителем, вышла из машины за два квартала от дома подруги и теперь быстрым шагом направилась к аптеке рядом со станцией метро.
По пути, на минуту задержавшись в тени, Марта быстро схватила зажимом волосы, вернув тем самым себе прежний вид, сняла перчатки, спрятав их в сумочку, достала чистый носовой платок, тщательно вытерла губы от противной жирной губной помады и снова зашагала в сторону оживленного проспекта.
Так же незаметно, как флакон в реку, в ближайшую урну была брошена губная помада.
На оживленной улице поймать такси было сложнее, но, тем не менее, через двадцать минут Марта уже была возле дверей своей квартиры.
Стараясь не шуметь, девушка открыла входную дверь и, переступив порог, тут же сняла туфли. Дверь в комнату матери была закрыта, свет не горел. Закрыв тихонько дверь, Марта постояла минуту, давая глазам привыкнуть к темноте, а затем на цыпочках прошла к себе в комнату. Включив свет, быстро разделась и разобрала постель. Прислушалась. Шагов матери не слышно. После операции и санатория к ней вернулся нормальный сон.
А дальше: настольную лампу на стол поближе к окну, снять розовый сменный абажур, а на его место одеть зеленый. Включить лампу, верхний свет выключить. Теперь в ее комнате будет такое освещение ровно до полуночи.
Так они условились с Отто, что в случае успешного выполнения операции она проделает эти манипуляции. Резервное время, если операция затянется, с 05.00 до 06.00 утра. Никаких телефонных звонков.
Кто будет следить за светом в ее окнах, она не знала, то ли сам Отто, то ли кто-либо другой, причем, возможно, с дальнего расстояния. Она свою работу сделала и даже перестаралась, как ей теперь казалось, имея в виду фокус со слюной в кулаке и измазанными губной помадой пальцами. Классическая имитация орального полового акта. Фу, господи, вспоминать противно. Стоп, вот дура, оказалась в своей квартире, и уже считаешь, что все сделано.
Марта закрыла дверь на защелку, достала из сумочки перчатки, оба измазанных носовых платка и конверт из-под фотографий. Подошла к печке. Печь огромная, как шкаф, из красивого кафеля. Ко всему, что достала из сумочки, добавила для маскировки старые рваные чулки и все это подожгла.
Как только поник последний язычок пламени, Марта тщательно перемешала щипцами золу и только после этого закрыла дверцу.
Вот теперь все. Хотя нет, теперь в ванную, помыться с душистым мылом от лап герра Лютера.
После принятой ванны, ожидая назначенного времени, чтобы поменять абажур на настольной лампе, Марта прокрутила в памяти все свои действия в минувший вечер. По ее заключению, она сделала все, как было нужно.
В 22.45 Отто на небольшой скорости ехал по почти пустынным улицам Берлина. До дома, где жила Марта, оставалось около двухсот метров. Непосредственно напротив дома Отто снял ногу с педали газа и пустил машину по инерции. Скорость незаметно снижалась, впереди не было ни встречных, ни попутных машин, значит, можно отвлечься. Держа неподвижно руль, Отто повернул голову, нашел взглядом второе от угла окно и, увидев, что оно освещено зеленым светом, чему-то улыбнулся и снова поставил ногу на педаль. Докладывать шефу о проведенной операции не нужно. Завтра, как обычно, на его стол ляжет сводка происшествий по городу, где и будет сообщено, что от сердечного приступа умер у себя в машине начальник канцелярии министерства… без лишних подробностей.
На следующее утро Марта, как обычно, пришла на работу, как обычно, собрала на подпись документы и в 9.00 зашла в приемную начальника канцелярии, зная заранее, что ничего сегодня не подпишет. Но сымитировать свои обычные служебные обязанности нужно обязательно. Она ведь ничего не знает.
В приемной она увидела взволнованную секретаршу и беседовавшего с ней незнакомого Марте типа в гражданской одежде – явно следователя из полиции.
В ответ на «доброе утро» Марты, секретарь сказала:
– Фройлен Марта, сегодня приема не будет, документы, если они срочные, несите заместителю.
– Хорошо, извините, – и Марта с недоумением на лице вышла из приемной.
Документы были не срочные, поэтому она не стала беспокоить заместителя и отправилась обратно в свой рабочий кабинет.
Рихард Краузе сидел в приемной начальника криминальной полиции. Практически почти каждый день ему приходилось бывать в кабинете начальника с докладами, ведь в отличие от других следователей он был одним из немногих, кто работал под личным руководством шефа. Поэтому и было ему сегодня утром поручено провести расследование факта смерти одного из чиновников Министерства иностранных дел.
Неожиданно раздался звонок телефона внутренней связи. Секретарь тут же схватил трубку, и по тому, как он выразительно посмотрел на Рихарда Краузе, последний понял, что он будет сейчас принят вне очереди.
– Звонили из министерства. Интересуются результатами расследования, – выдал тираду шеф, как только Рихард закрыл дверь кабинета. – Садись, Рихард, докладывай. По возможности, кратко, потому что у меня полно работы, – и, не дожидаясь, пока сядет Рихард, как будто жалуясь на свою судьбу, продолжил:
– Эти идиоты из гестапо за любым происшествием видят теракт. Вчера сошел с рельсов один вагон метро в результате износа реборды колеса, так они чуть ли не считают, что ее демократы и коммунисты специально напильниками спилили. Черт возьми, обыкновенную халатность, и головотяпство станционных мастеров пытаются перевести в русло диверсии, – и, чуть помедлив, добавил: – Ну да бог с ними, слушаю тебя.
Выслушав внимательно следователя, начальник криминальной полиции подвел итог вместо самого Рихарда:
– Все ясно. Будем считать это несчастным случаем. Вернее, так: смерть наступила в результате обширного инфаркта миокарда.
– Так, говоришь, собака взяла след, который довел вас до трамвайной остановки?
– Так точно, – вскакивая со стула, отрапортовал Рихард.
– Да сиди, сиди, не вскакивай, никак не избавишься своих привычек.
– Посадили, – сказал многозначительно шеф, – значит сиди. Ладно, Рихард. Докладывать никуда не нужно, прессе ни слова, и вообще никому никаких подробностей следствия. Ситуация необычная, – и начальник полиции сально улыбнулся, – тем более, что, как подтверждает твой информатор, герр Лютер был неравнодушен к женским юбкам. Дело в архив. Тем более, со стороны проститутки не было никаких насильственных действий, – и шеф снова захохотал. – Да, и последнее указание, чтобы у тебя была совесть чиста, дай ориентировку своим информаторам, чтобы поработали с проститутками. Не повредит найти эту мадам и допросить, но она, испугавшись, что совершила надругательство над трупом, делая ему, минет, видимо, рванула из Берлина.
