– Понятно. Ну что ж, мы раскапывали и не такие сведения. Будем стараться. Знаете, даже если все архивы сгорели и все современники умерли, все равно не бывает, чтобы от человека, который жил на этой земле, совсем ничего не осталось. Я с таким ни разу не сталкивался.
Игорь поднялся и протянул старичку руку. За всю жизнь ему еще ни разу не приходилось выступать в роли подобного заказчика, и он чувствовал себя немного неловко.
– Спасибо, Евгений Леонидович. Все, что мне нужно, это подтверждение моей догадки.
– Да-да, я понял вас. Про деньги мы уже с вами договорились. Стоимость будет зависеть от количества документов, которые нужно просмотреть полистно, количества архивов, в которых нужно работать, и количества заверенных копий документов. Хотя, как я понял, последнее для вас не особо важно?
Игорь кивнул.
– Мне просто нужно знать – да или нет. Это все.
– Ну что ж. На это и будем опираться, – они уже стояли у двери, и Игорь надевал куртку. – И все же подумайте, о чем я вас просил. Зачем вам это? Что это изменит?
Проводив гостя, Евгений Леонидович еще минуты две неподвижно простоял в прихожей, а потом, недовольно причитая, вернулся в комнату, заставленную книгами. Ему очень понравился Виточкин молодой человек, но он предполагал, что вряд ли сможет чем-нибудь ему помочь.
Даже если бы он очень хотел установить родство девочек, невзирая на Витину просьбу, сделать это было бы практически невозможно.
Это вам не девятнадцатый век, когда в церковных книгах в графе «дети» записывали всех отпрысков, в том числе и «незаконнорожденных», правда, последних с соответствующей пометкой, что, в общем-то, правильно.
А сейчас все изменилось. Оставалось только, вторя классику, воскликнуть: «О времена! О нравы!»
Безумное время, нечеловеческие законы, никаких норм и ценностей. И главное, полностью разрушен институт семьи, который… Громко затренькал реликтовый телефон. Наверное, это Виточка, которой не терпится узнать, как прошла их с Игорем встреча. Дворжецкий поднял трубку. Он не ошибся, звонила Вита. И это было весьма кстати. Сейчас он объяснит девочке, как важно иметь семью и законнорожденных детей. Демократия демократией, но во всем должен быть порядок.
Как он ей надоел со своими нравоучениями! Вита положила трубку и вздохнула свободно. Нет, права мать, что не вышла в свое время замуж за это чудо природы. И права была умница Лерка, поставившая профессору диагноз «с левой резьбой». Вита невольно улыбнулась, так смешно звучало это сочетание и главное – так подходило к данному случаю. Лерке вообще палец в рот не клади. Она может сказать еще и не такое. И всегда оказывается права. Надо было слушать ее еще тогда, в разгар страданий по Андрюше.
Но куда там, в свои двадцать Вита была убеждена, что знает все лучше, что ее опыт неповторим. Как Лерка тогда говорила? «На женатых подсаживаются, как на наркотик» или что-то вроде того. Вите тогда это сравнение показалось ужасно глупым и смешным. Тоже, нашла наркотик. Но сейчас она готова была признать, что в словах сестры была своя правда.
Свободные мужчины Вите были неинтересны. А вот почти все занятые были хороши, как на подбор. В последнее время она уже начала понимать, что дело не в несправедливом устройстве мира, а всего лишь в ее ощущениях. Доступный мужчина был в принципе ей не нужен. Его не с кем было делить и за него не с кем было бороться. И получив его, наконец, даже выйдя замуж, она не отомстила бы его бывшей женщине и всем женам в ее лице.
Но с Игорем все было по-другому. С ним она, пожалуй, впервые почувствовала, что помимо жестоких игр, постоянно происходящих между двумя полами под прикрытием красивых слов и романтических ритуалов, существуют совсем другие отношения.
Виту поражало, как искренне он к ней относится. Он никогда не врал ей, не старался выглядеть лучше, чем он есть – до него все ее мужчины грешили этим. Он был надежным, и за одно только это качество она могла простить ему все, что угодно. Он не любил делать людям больно, даже мимолетно, даже будучи в плохом настроении, и это тоже удивляло ее и очень ей нравилось.
Она привязалась к нему невероятно. Настолько, что иногда ей даже казалось, она готова поступиться собственными желаниями ради его блага.
Пусть любит эту девчонку, пусть воспитывает, пусть живет там. Какое это имеет отношение к их встречам? Но тут же Вита вспоминала, что девчонка эта – не просто какая-нибудь бедная сиротка, а мать ее – не самая несчастная женщина в мире. Речь идет о семейке, которая уже один раз встала у нее на пути. И сейчас надо отдать им и второго мужика? Ну нет уж, не дождетесь!
Профессор позвонил ровно через две недели. Игорь ждал его звонка и одновременно немного боялся его. Как оказалось, не напрасно. Уже с первых слов Дворжецкого он понял, что тот ему скажет. Игорь подъехал к нему в условленный час, сам толком не зная, зачем этот визит. Все главное он уже узнал.
Евгений Леонидович посторонился, пропуская гостя в дверь.
– Проходите, молодой человек, не стесняйтесь. Знаете, ваш случай довольно сложный. Скажу сразу, я не нашел сведений относительно вашей умершей жены. Она внебрачный ребенок, поэтому ее родство по мужской линии установить оказалось невозможно. Но зато семья вашей второй женщины как на ладони, и тут имеются интересные факты. С дедом вашей… Альбины все довольно просто. Он родился в тысяча восемьсот девяносто третьем году. Потомственный дворянин. Звали его тогда Иван Петрович Волохов.
– Иван?
– Да, Альбертом он стал намного позже. Но все по порядку.
В тот год в России бушевала страшная эпидемия азиатской холеры. Даже в водопроводе Зимнего дворца в Петербурге обнаружили холерные бациллы. Холера косила всех, не разбирая возраста и сословий. Смертность была огромной, чуть ли не сорок процентов. Кстати, от той холеры умер в том числе и знаменитый композитор Петр Ильич Чайковский.
Досталось и семейству Волоховых. У маленького Вани умерла мать, следом за ней – кормилица. Младенец с большим трудом удержался на этом свете. Часто бывает так, что дети берут на себя вину за смерть родителей. Так случилось и с Ваней. Все детство мальчик винил себя за то, что мама умерла. Если бы она не была ослаблена после родов! Если бы нашелся самый лучший врач! Таким врачом он и решил стать. В двадцать лет Иван Волохов поступил на медицинский факультет Московского университета. Окончил, стал неплохим специалистом. Женился, у него родился сын – Виктор. Впрочем, семьей он интересовался мало. Был просто помешан на науке. Всю жизнь потратил на то, чтобы сделать какое-нибудь открытие и получить Нобелевскую премию. Его кумиром был венгерский биохимик Альберт Сент-Дьерди, кстати, его ровесник.
– Поэтому он поменял имя?
– Ну да. Волохову было сорок четыре, когда Сент-Дьерди получил Нобеля за открытие витамина С. Но это был тридцать седьмой год. Как вы понимаете, молодой человек, тогда уже не очень просто было объяснить чиновникам, почему из Ивана ты захотел стать Альбертом. Вот если б наоборот – тогда без проблем, а так… Это вам не двадцатые. И не пятидесятые, когда вновь пошла мода на иностранные имена. Новоявленного Альберта не поняли даже родственники. При всем уважении к главе семьи, настоящее имя профессора нравилось им гораздо больше. В тридцать девятом Волохова репрессировали. Это было тогда делом обычным, тем более для врачей. Но у его жены и сына возникло четкое убеждение, что во всем виновато его желание поменять имя. Волохова реабилитировали лишь в пятьдесят четвертом. В пятьдесят пятом он добился-таки своего, более того, заставил сына поменять отчество, а еще через четыре года умер, едва успев получить звание профессора. Таким образом, на могильном памятнике и на опубликованных фотографиях стояла надпись «Альберт Волохов». Но и вдова, и взрослый сын просто ненавидели это имя, необоснованно считая, что оно сломало жизнь их семье.
