Васса Хрилгет, звали они ее. Я отлично понимал почему.
- Ага, окей, - пробормотал я. - И чего ты ждала от меня? Что нужно сделать? - Не то чтобы я ожидал ответа. Или нуждался в ответе.
Я поморщился, смотря на оранжевый рассвет на краю неба. Слишком рано для кофе, точно. Может, найду зерна на кухне, пожую как аспирин... вот еще какой хреновины не хватает этому миру - голова раскалывается уже не от барабанов, от мигрени...
Еще не вполне проснувшись, я натянул сапоги и шарил в поисках куртки, когда вдруг сообразил: свет зари не пульсирует. - Ох, - сказал я. - Ох, дерьмо.
А это что за шум? Голоса?
Я встал на койку и налег на раму окна, пока не открылась щель.
Да. Голоса вдалеке, тихие, но ясные...
- Дизрати голзинн Экк!
Окей. Не сон. Не видение.
Пророчество.
Я сжался, отстраняясь от окна. - Сукин сын.
Мне что, разбираться с этим, даже не испив кофе? - Сукин сын. - Я протер больные глаза. - Ага, ладно. Как скажете.
Подняв и зафиксировав раму окна, я схватился за подоконник, с утренним стоном человека среднего возраста подтянулся, перебросил ногу через край. Заскользил по крыше мансарды, собирая животом сажу и осколки черепицы; и когда наконец встал на колени, потер затылок, озираясь в поисках лестницы. Уже хотелось отлить.
Далекий прилив рева огриллонов, вопли ужаса, боли и ярости. Человеческие. Наверное.
Там: за три или четыре квартала. Оттуда доносятся голоса, там пламя. Отнюдь не заря.
Здания в огне.
Я вдохнул дым. Вода стекала с лица на голую грудь, порождая мурашки. Я глянул вниз, на теплую смятую постель - но ложная заря привлекала больше. Там тоже, казалось, было тепло.
Я уже пятился, чтобы набрать разбег и прыгнуть на крышу напротив, когда подумал: сладостный трах, какого рожна я делаю?
Мне пятьдесят лет, ради всего дрянного. Пятьдесят лет старости, а готов бежать по крышам в сторону кровавой бойни. Без цели. Просто ради того, чтобы быть там. Приходи-кто-хочешь.
Даже без рубахи.
Я потряс головой и поднял руку, будто приказывая какому-то траханому козлу убираться в ад. - Не мое дело.
Прозвучало неубедительно. Ни для кого.
- Не мое дело. - Так лучше. Вполне годно.
К воплям и стонам добавился сочный барабанный ритм. Стрельба. Очень громкая: крупный калибр. Хриллианцы прибыли.
Все, что нужно, узнаю утром. Когда перестанут палить.
"Хочешь, чтобы я засунул стареющую задницу в мясорубку?" Я монологировал для аудитории из одного слушателя. "Так посули выгоду".
Бог не ответил.
Я пожал плечами. - Делай что хочешь, - сказал я вслух. - Пойду в кроватку.
Сидеть на краю кровати. Склонившись грудью до коленей. Смотреть в пол. На мокрое пятно там, куда сплюнул воду. Пятно размером с ладонь, местами вода уже просочилась в дерево сквозь ветхую подстилку.
Она была на вкус как кровь...
А теперь, в тусклом свете пожара сквозь окно в скошенной крыше, она и выглядела как кровь.
Пушечный огонь и вопли.
- Дизрати голзинн Экк!
И бульканье все в том же черном болоте сна: каменные стены рушатся под кулаками, двое меня прыгают в спальню, полно криков и крови - тощий, бледный хуманс лежит, умирает поперек тела юной стриженой рыжеволосой...
И слюна капает с клыков-бивней, когда оба меня слышат плач из двух корзин у кровати...
Да в собачью жопу засуньте все пророчества!
Я натянул рубаху. Чуть подумав, добавил куртку и все остальное: ножи, пружинную дубинку, гарроту и запасные гранаты для автомата. Даже пачку зубочисток. Ибо никогда не знаешь, когда. И двинулся по лестнице.
На лестничной площадке ниже второго этажа я услышал голос Пратта. Отнюдь не полный счастья. Скорее казалось, он боится обделаться.
- Извиняюсь, господа хорошие. Прошу, отель закрыт, вам лучше пойти... нет, Кравмик, не надо!
Незнакомый голос протянул: - Ага, Кравмик. Не надо.
Слова сопровождались холодным двойным щелчком: взведен ударник револьвера.
Акцент у чужака был анханский.
Кто-то еще сказал спокойным тоном: - Сядьте. Оба. Рядом с девицей.
Я застыл в начале последней лестницы, шепнув: - Вот дерьмо.
В конце коридора виднелось окно. Я уже поворачивался, представляя, как лечу в переулок, с четырех или пяти метров, когда услышал: - Его вообще здесь нет.
Пратт говорил с отчаянием: - Он поел, сменил одежду и ушел снова - дела с Рыцарем Аэдхарром - не знаю, какие именно...
- Да хватит, Ястреб, - сказал спокойный голос. - Нет нужды. Пока что. Свистун?
- Засек.
- Что вы делаете? Что это за штука?
- Не беспокойся.
Голос Свистуна: - Итак. Фримен Шейд точно покинул нас?
- Ну, не совсем, - сказал Пратт, будто засыпая. - Я это выдумал, боясь, что вы, парни, ему навредите. Или еще что.
- Пратт? - Голос Кравмика был полон удивления. Женщина сказала: - Лессер, что ты делаешь?
- Ох, да ладно, - отвечал Пратт. - Это хорошие ребята. Точно.
- Согласен, - сказал Ястреб. - Мы хорошие люди. А теперь молчите. Все.
- Эй... - Пратт заговорщицки понизил голос. - Вы знаете, где он сейчас? Реально?
- Ага, - ответил Тихоня. - Знаем. Мы его друзья.
- О, хорошо. Всегда хорошо, когда вокруг друзья.
Застыв на площадке, я вовсе не чувствовал дружелюбия.
Профессионально наложенные Чары. По крайней мере один револьвер. Трое в холле, один из них тавматург. Вполне возможно, один в резерве у входа и еще парочка в переулке. С чем-то потяжелее. И Дымная Охота в городе.
- Пратт, давай поднимемся в его номер. Свистун, со мной. Ястреб, следи за гриллом и девушкой.
- Я? - Ястреб казался скорее удивленным, чем рассерженным. - С вами было бы интереснее.
- Если он обойдет нас, используй их. Девушку.
- А ему не все равно?
- Иногда он становится сентиментальным. Особенно с хорошенькими.
- Я сам чувствую себя с ней сентиментальным...
- Не снимай штаны. Она не доживет.
- Я могу по-быстрому...
- Ага. Если будет время, попользуемся вместе. Чур, я первый? Свистун, идем.
Я завел руку под куртку, вытащил автомат и очень осторожно снял предохранитель. Держа большую пушку у бедра, пошел вниз.
Иногда становлюсь сентиментальным. Особенно насчет людей, трудом зарабатывающим на жизнь. Миловидные они или нет.
