Она смеётся, поднимаясь, тянет меня за руку в душ.
— Может, мне и фамилию сменить обратно? Тебе же не нравится мой отец?
— Ты недолго будешь оставаться Сафроновой… или Гуревич, поэтому мне не столь важно, какую фамилию ты носишь до того, как возьмёшь мою. — мы становимся под струи душа, и я сожалею, что не вижу её лица. — Дай мне немного времени уладить дела и разобраться в нашем прошлом, ладно?
— Главное, будь рядом, — тихо просит она.
В этой простой просьбе звучит столько боли и страха, что я тут же прижимаю её к себе.
— Я больше не оставлю тебя, Алечка. Никогда. Что бы ни происходило, знай, что я всегда рядом и люблю тебя. Иначе — просто невозможно.
Она расслабленно откидывается назад, опираясь на меня. Она позволяет моим рукам скользить по её телу, распаляя чувственными поглаживаниями. Наше дыхание тяжелеет, становится прерывистым, и вскоре мир за пределами этой отдельно взятой душевой кабины снова перестаёт существовать.
25. Аля
Я стою посреди дороги и смотрю на мчащийся на меня тонированный автомобиль. Я знаю, что должна бежать, должна как можно скорее оказаться дальше от этого места, но ноги приросли к асфальту, и я просто-напросто не могу сдвинуться с места. А ещё — я совсем не помню, почему мне так важно беречь себя. Но это очень-очень важно. Жизненно необходимо.
Внезапно меня ослепляет солнечной вспышкой, а когда я снова фокусирую взгляд на автомобиль, замечаю прямо между нами малыша в голубых ползунках. Он шаткой, неуверенной поступью медленно семенит через дорогу, но, пошатнувшись, падает на ручки. Плачет взахлёб. Смотрит по сторонам и видит меня.
Смотрит прямо мне в глаза. Глазами Алекса. С таким разочарованием, что это причиняет мне боль. Я заворожённо изучаю черты детского личика, так похожие на мои собственные! Боже, это же наш малыш! Наш маленький сынок!
Вот, кого я должна защитить! Но машина так близко, что всё, что мне остаётся, это зажмуриться изо всех сил, чтобы не видеть этого кошмара.
— Мама, зачем ты убила меня? — говорит ребёнок голосом Саши. — Это только твоя вина. Ещё и врёшь папе. Почему ты врёшь, что убила меня, мама?
Нет! Нет! Нет! Не убивала! Я же не виновата! Это был несчастный случай!
— Аля! — сильные руки подхватывают меня с кровати в свои объятия. — Аль, это просто сон. Не плачь. Всё хорошо.
— Алекс? — захлёбываясь рыданиями, я не сразу понимаю, где нахожусь.
— Всё хорошо, малышка. Я здесь. — он бегло целует мою макушку. — Что тебе за кошмары снятся?
— Ох, я не помню, Алекс! — всхлипываю я, ещё больше заходясь в рыданиях.
За пять дней идиллии мужчина неоднократно возвращался к теме нашего расставания, чувствуя недосказанность с моей стороны. Я старательно припоминала все детали о сообщениях, аварии, всем странным событиям, но столь же старательно умалчивала о самом главном. Думаю, именно поэтому моё подсознание и начало подкидывать мне сны, подобные сегодняшнему.
В отличие от меня, Алекс совершенно не утаивал от меня ничего и подробно отвечал на любой вопрос, возникший в моей голове.
О своей болезни и всех предписаниях, о разводе с женой, о сыне, которого из-за проблем с бизнесом отправил учиться в Европу, о том, что его личное расследование с участием его адвоката и его приятеля Николая Петровича привело их к моему отцу, что он, Алекс, поспособствовал возникшим проблемам уже у папеньки, чтобы при помощи всё того же приятеля выкупить практически половину акций.
Он не скрывал ничего, хоть и обречённо вздыхал, намекая, что многие вещи говорит мне лишь из-за исключительного доверия и безоговорочной любви.
Все эти дни мы вместе готовили завтраки, обеды и ужины, гуляли по зимнему лесу или по берегу озера, скользили ногами по толстому льду, жарили овощи на гриле прямо на террасе. Алекс укутывал меня в толстый плед и согревал своими объятиями. И, конечно, мы часто и подолгу занимались любовью. Мы опробовали все поверхности в доме, но самым излюбленным местом так и остался пушистый ковёр перед камином.
В нашей близости появилась особая магия. Каждый из нас стремился отдавать свои нежность и заботу партнёру, и из этого выходил удивительный союз.
И лишь одно удручает меня во всём этом: я не могу, просто не могу рассказать ему про ребёнка. Ведь врачи не дают никаких гарантий, что это не произойдёт с ним снова.
Повторный инсульт гораздо опаснее. Приводит к гораздо худшим последствиям. И я не могу представить, что потеряю Алекса. Я просто не смогу это пережить.
— Малышка, меня беспокоит твоё состояние, — проговаривает мужчина, стоит мне начать успокаиваться. — Это уже третий кошмар здесь. Тебя что-то беспокоит? Отец? Инга? Тот парень, что ждёт от тебя ответа?
— Нет, нет, — торопливо отмахиваюсь я. — Не знаю, что происходит, но уверена, что тебе не о чем беспокоиться.
Я знаю, что его волнует больше всего. Мой парень. Мы не касаемся этой темы, но я вижу, как сильно Алекс меня ревнует. Словно я действительно могу в последний момент отказаться от наших отношений и просто вернуться назад!
— Смотри, снег пошёл, — обращаю его внимание на раннее утро за окном.
— Снег, — усмехается он. — А то тебе его всё мало!
Я смеюсь и тяну его за руку. В душ, потом в кухню. Льну к нему, пока он помешивает овсянку, пока одной рукой поглаживает мои бёдра под своей рубашкой.
— Аль, сейчас нам будет совсем не до завтрака, — мягко отстраняет меня Алекс. — Занимай любимое местечко, почти готово.
Но у меня уже совсем другое настроение. Игривое. Шаловливое. Я немного разворачиваю мужчину и, не оставляя места для раздумий, стягиваю его низкосидящие домашние штаны, освобождая уже напряжённую плоть.
— Ох, малышка! — вздыхает он. — Это что-то новенькое.
Я облизываю пересохшие губы, и его глаза темнеют. Это действительно что-то новенькое. Я никогда прежде не пробовала это делать, но именно сейчас я опускаюсь на колени. Перед ним. Под его опаляющим взглядом.
— Помоги мне, — тихо прошу, и он издаёт глухой стон.
— Ты изменилась. Стала такой… самостоятельной.
