– Извини… Не раздавил? – расплываясь в улыбке, вопросил он.
– Все в порядке, – ответила я.
Мы принялись снова за поиски. Время утекало, как вода сквозь пальцы, а мы ни на йоту не продвинулись. Я уже начала отчаиваться. Неужели снова облажалась?
– Лер, ну-ка иди сюда, – Дима вышел в центр зала и поднял глаза в потолок.
– Что такое? – я подошла к нему и проследила за его взглядом.
– Капелла посвящена Благовещению? – спросил Смирнов, прекрасно зная ответ.
– Да, – пробормотала я, не понимая, к чему он клонит. Мы стояли под главным куполом под фреской «Благовещения», в которой Смирнов явно усмотрел то, что не увидела я.
– Для Браге символика играла немаловажную роль, раз он решил спрятать манифест в Зеркальной капелле, потому что она посвящена Благовещению. Это посвящение относилось и к теории Браге, ведь он нес «Благую весть». Он не мог спрятать манифест просто так: в нише или за органом, – Смирнов улыбнулся, продолжая смотреть в потолок, где я не видела ничего, кроме фрески.
– Дим?.. – не выдержала я.
– Думай, Ланская, ты у нас тут гений. Думай и смотри.
Но куда нужно было смотреть? Мне должна что-то сказать главная фреска? Красивые изгибы фигур, гармоничное сочетание цветов пастельных оттенков. Где была скрыта подсказка? Не мог же Браге спрятать манифест на потолке.
– Ну же… – Смирнов подошел ко мне сзади, опустил руки на талию и сделал вместе со мной небольшой шажок. – Так обзор лучше.
Я снова посмотрела на потолок и только сейчас поняла, что должна смотреть не на фреску. Капелла получила свое название из-за зеркал на потолке. Пол здесь был отделан мрамором таким образом, что в зеркалах на потолке он отражался, создавая иллюзию звезд на небе. Мы стояли под фреской Благовещения так, что в центральном зеркале отражалась звезда.
– Я, конечно, не так продвинут в религиозной символике, как ты, – прошептал на ухо Смирнов, и я встрепенулась от его горячего дыхания и чересчур интимной близости. – Но я еще со школы помню, что звезда возвещала о рождении Иисуса. Нового человека.
– Да… – протянула я, не желая признавать, что догадалась, куда клонит Дима. Хотелось растянуть этот момент нашей близости.
– Ты же увидела то, что и я, – усмехнулся Смирнов и отшагнул назад.
Сердце ненормально билось. Снова в кровь брызнул адреналин. Смирнов стоял, сложив руки под грудью. Он предоставил мне возможность первой проверить свое открытие, и я опустилась на колени перед небольшими мраморными плитами, образующими звездочку. Но как их можно было снять? Я встревожено посмотрела на Диму, и он, словно читая мои мысли, вынул из своей сумки длинную отвертку.
– Попробуй. Не получится – я сам, – сказал напарник.
– Черт. Снова вандализм, – пробормотала я и попыталась поддеть плиту. – Дим, не могу.
– Хорошо, Ланская, подвинься.
Это было непросто. Пол был выложен несколько столетий назад и до сих пор так прекрасно сохранился. Пусть плиты были небольшими и нетяжелыми сами по себе, но они очень плотно прижимались друг к другу. Времени до следующего концерта оставалось все меньше. Вот-вот в зал запустят новых посетителей, а нам, к тому же, нельзя шуметь. Дима снова с силой навалился на отвертку, и послышался несильный треск.
– Идет, – надрываясь от усилий, проговорил он, и темно-серая плита выскочила из пола.
– Фонарик! – засуетилась я, чувствуя, как от эмоций покалывают кончики пальцев ног.
– Угу, – пробормотал Дима и достал из сумки небольшой фонарик.
Пол под мрамором оказался каменным, но вынув одну плиту, Дима легко поддел и другие, которые были частью звезды. Под ними лежало несколько грязных камней. Ничего больше. Ошибка?! Снова?! Хотелось выть от отчаяния, но Смирнов, похоже, не собирался сдаваться. Он стал поддевать большие серые камни, и не зря! Один из них поддался, а под ним оказалась деревянная ниша.
– Что там? – воодушевилась я, когда Дима низко склонился над полом.
– Сейчас…
Смирнов поправил на руке кожаную перчатку и достал из ниши продолговатую деревянную шкатулку, похожую на школьный пенал советского времени. Мы не успели его рассмотреть, как со стороны входа в капеллу послышался шум.
– Посетители! – испуганно прошептала я.
– Давай скорее…
Смирнов закрыл нишу камнем, а потом мы вместе стали укладывать мрамор обратно в звезду. Как только последняя плита легла звездным лучом в пол, мы услышали громкие голоса у дверей в барочный зал. Дима подскочил на ноги, взял в одну руку шкатулку, другой подхватил под локоть меня и потащил в сторону туалетов.
Стоило нам выбежать в коридор, как из противоположного конца вышли музыканты. Я не успела оглянуться, как Дима впихнул меня в какой-то маленький чуланчик. Мы оказались вдвоем, в кромешной темноте, вплотную прижатые друг к другу. Я упиралась спиной в какие-то палки и чувствовала себя дико неуютно, не зная, что это. Вдруг Смирнов заерзал. Он еще сильнее ко мне прижался, и я почувствовала нечто жесткое, что упиралось мне в низ живота. Тут же бросило в жар, мое дыхание стало прерывистым, а Смирнов никак не переставал ерзать. Хотя нет… Он не ерзал! Он терся о меня своим…
– Майор Смирнов, что вы себе позволяете?! – прошипела я.
– О чем ты, Ланская? – в тон мне переспросил Индюк.
– Прекрати тереться о меня своим… Извращенец!
– Сама ты извращенка, раз такие мысли! – он сделал пару резких движений и чем-то щелкнул. В чулане зажегся слабый огонек. – Это был фонарик, припадочная.
От стыда я была готова провалиться на месте, но Дима благородно сделал вид, что ничего не случилось. Он осветил чулан, и мы поняли, что компанию нам составляют веники и швабры. Мы оказались в подсобке уборщицы.
– Мне кажется, мы можем выйти – сказала я, когда в коридоре стало тихо. – Если до концерта не выберемся, придется ждать, когда он закончится.
– Идем.
Смирнов открыл дверь, и мы оба практически вывалились из чулана на глазах у группы китайцев. Они захихикали, видимо, предполагая, что мы с Индюком решили немного пошалить. Дима взял меня за руку и гордо провел мимо улыбающихся туристов, за что хотелось его прибить. Но все потом. Главное – поскорее выбраться из Клементинума и рассмотреть свою находку.
Устроившись за дальним столиком уже любимого нами кафе «У Чипа», Смирнов достал шкатулку. Вещь была древняя, и мы боялись ее повредить, поэтому Дима стал ее открывать с особой осторожностью. Той же отверткой, что орудовал в Капелле, он достал из шкатулки пожелтевший бумажный сверток, положил его на стол и аккуратно раскрутил.
– Ланская, это же то, что мы искали? – внимательно рассматривая написанное от руки послание, вопросил он.
– Видишь сверху герб? – я указала на поблекший рисунок льва, держащего щит и копье. – Это герб Браге… Дим, мы нашли манифест!
