Генералу авиации Вернеру Крайпе, начальнику штаба люфтваффе в штабе фюрера в Восточной Пруссии, ситуация не сулила ничего хорошего. Во второй половине дня поступили первые сообщения о «высадках десанта по всей Голландии»
[396] – так он записал в дневнике. «Волчье логово» накрыло безумие телефонных звонков и «инструкций по контрмерам». В панике из ОКВ
[397] даже сообщили в штаб Рундштедта, что американская воздушно-десантная дивизия «приземлилась в Варшаве»
[398].
Крайпе отметил «весьма немалое волнение», когда его вызвали на встречу с фюрером и Йодлем. Гитлер был в ярости из-за того, что люфтваффе не атаковали воздушную армаду. Он сказал, что воздушные войска «неэффективны, трусливы и не смогли его поддержать». Крайпе уже привык к таким вспышкам. Он попросил фюрера привести примеры. «Я отказываюсь с вами говорить, – ответил Гитлер. – Завтра я хочу видеть рейхсмаршала [Геринга]. Надеюсь, хоть это вы можете устроить».
Гитлер сильно страдал, узнав, что Модель едва сумел уйти от британских десантников. Он решил, что оборону «Волчьего логова» следует усилить многократно, лишь бы Красная армия не устроила ничего подобного против него. До помутнения рассудка он боялся, что Советы захватят его и доставят в Москву как трофей: «Я здесь, все мои высшие командиры – тоже. Тут заседает рейхсмаршал; ОКВ; рейхсфюрер СС; рейхсминистр иностранных дел. Яснее ясного, это самый ценный улов. Я бы не колеблясь рискнул двумя парашютными дивизиями, если бы одним ударом мог взять в плен все немецкое командование».
Глава 11
Американский десант
Воскресенье, 17 сентября
Генерал Рейнгард, командующий 88-м армейским корпусом, возвращался после полудня в свой штаб в Мургестеле, к востоку от Тилбурга, когда увидел воздушную армаду. До этого ему уже пять раз пришлось выскакивать из служебной машины, когда истребители обстреливали ее на бреющем полете, и бросаться в канаву. «Чтобы не быть слишком явной целью для вражеских Jabos [истребителей-бомбардировщиков], – вспоминал он позднее, – я поехал дальше в коляске одного из мотоциклов эскорта»
[399].
Когда генерал наконец добрался до виллы «Зонневенде», от штабистов он узнал о приземлении десанта в Соне, а также о ложном сообщении о другой высадке – в Уденхауте, к северу от Тилбурга. Рейнгард спешно собрал примерно тысячу бойцов и отправил одну группу в Сон, другую – в Уденхаут и две роты из 245-й пехотной дивизии – в Бест. Его единственным резервом был «полицейский батальон в Тилбурге, где были одни старики»
[400].
В Эйндховене Knokploegen, военное крыло подполья, захватило телефонную станцию. Оказалось, при отступлении немцы не повредили систему, так что можно было даже позвонить в Амстердам и Гаагу. «Питер Зёйд» – такой псевдоним, nom de guerre, выбрал себе Йоханнес Боргаутс – позвонил жене в Остербек и заплакал, услышав ее голос: они не говорили все те годы, пока он воевал в подполье.
В Неймегене рев авиационных двигателей и масса черных силуэтов, идущих с юго-запада, вызвали сильное волнение. Люди кричали: «Томми идут!» Некоторые забирались на крышу, чтобы рассмотреть все получше. Не увидев никаких десантников они, видимо, были разочарованы. Один из них вдруг заметил на крыше соседнего дома немецкого пулеметчика в каске. У того был MG-42 – «Шпандау»
[401], как его прозвали союзники, – и пулеметные ленты, обернутые крест-накрест вокруг тела, «как у мексиканского бандита»
[402].
Многие немецкие войска начали покидать Неймеген. Большая часть шла в контратаку против десантников, иные уходили через границу. Оставшиеся нервничали, устраивали пулеметные позиции, возводили на улицах заграждения из колючей проволоки, а завидев мирных голландцев, кричали: «Убирайся! Застрелят!» Начали подходить подкрепления. Группа надменных молодых парашютистов прибыла на грузовике защищать Хуннер-парк и большую кольцевую развязку – площадь короля Лодевейка, ведущую к главному мосту. Один из них уверял горожан, что «парашютисты уже выбили американцев, они не медлят»
[403].
Владельцы лавок споро заколачивали окна. Впрочем, в свете будущих боев толку от этого было мало. Главы местного подполья отдавали приказы из ресторана Bonte Os на Моленстрат. Они разделили город на четыре части, а OD – Служба порядка – обеспечивала безопасность, хотя у них было только семь винтовок на всех. У боевых групп «Нацдружины» с оружием дело обстояло гораздо лучше.
Дальше по Моленстрат гестаповцы впопыхах закидывали чемоданы в стоящий у штаба серый военный грузовик. Местные наблюдали из-за занавесок, уверенные, что в тех чемоданах – награбленное. У одного гестаповца бойцы OD нашли в карманах часы и украшения. Чиновники-коллаборационисты и все члены NSB ушли в тот же день – под предлогом «кое-что взять дома». Впрочем, несколько немецких полицейских уходить не собирались, как и ненавистный инспектор Ферстаппен – поистине величайший пособник нацистов, вскоре сдавшийся в полицейском участке на Грюнестрат.
В сельской местности люди спешили в зоны выброски и приземления, предлагали помощь. Все хотели пожать руку освободителям. А после сигарет «Конси», где вместо табака были почти одни опилки, в дни оккупации предвкушение «Лаки Страйк» казалось заядлым голландским курильщикам райским наслаждением. Вкус их первой американской сигареты многим дал незабываемые впечатления, и они хвастались этим перед друзьями, еще не прошедшими «обряд».
Для большинства американских десантников эта операция была совершенно непохожа на Нормандскую: там их десантировали по очень широкому периметру, здесь же они приземлялись столь кучно, что почти падали один на другого. Несколько из них даже зацепились за снаряжение друг друга или пострадали от контейнеров с оружием. Капеллан из 101-й вдд католик отец Сэмпсон едва не порвал парашют бойца, летевшего под ним. Свои послевоенные мемуары он назвал Look Out Below! – «Смотри под ноги!».
Когда с земли стреляли, почти каждому десантнику в небе казалось, что немцы атакуют только его – и никого больше. Лейтенант Джеймс Койл во время спуска палил по далеким немцам из автоматического пистолета 45-го калибра. Он и не рассчитывал попасть, но хоть таким беспомощным себя не чувствовал. Ударившись о землю, десантники распутывали ремни. Один, запутавшись в стропах, пришел в ужас, увидев рядом человека с большим ножом, – оказалось, кто-то из местных жителей просто пришел помочь. Одного гордо надевшего армейский мундир и каску времен 1940 года голландца, приехавшего на велосипеде поприветствовать десантников, «едва не застрелили из-за странной формы»
[404]. Однако тот оказался чрезвычайно полезным: он говорил и по-английски, и по-немецки.
