Кириллыч протестировал кармограф и выяснил, что тот сломан. Увы, пострадал сердечник, а это значит, что прибор можно просто выбросить. Вот почему его отдали. Зачем прятать краденое, если оно бесполезно?
Костя почувствовал укол разочарования. Впрочем, ценность найденной пластины с записью кармы Леона хоть и несопоставима с ценностью кармографа, но велика. Петмансон был связан с бандитской группировкой, а это уже совсем другой расклад. Может быть, Кучик бежал именно от них? И Леон умер не просто так?
Дело оказалось сложнее и опаснее, но Костя чувствовал себя гончей, распаленной азартом погони. Подгоняло не только это, подстегивала и личная ответственность за произошедшее: ведь именно после его приезда к Петмансону все началось – ему, Косте, и разбираться. Плюс где-то в дальнем углу сознания ютилась надежда за время расследования сблизиться с Аней. Его тянуло к ней, будто он чуял запах, только не смерти, а… жизни? Его тянуло к ней, будто усталого, мокрого, замерзшего, голодного путника к таверне. Может, это и называется любовь?
– К бандитам не лезь больше, – предостерег Колесова командор. – Как кармограф попал к Макееву, выяснит другой инспектор, а ты послезавтра едешь на экспресс-курсы, я говорил? Вроде нет. Это в Подмосковье.
– А мне точно туда надо? – погрустнел Костя. – Я хотел в НИИ реинкарнации заехать, они же послезавтра только откроются.
– Точно надо. Там тебе хоть расскажут, куда ты попал. – Глаза Амгалана улыбнулись. – В НИИ успеешь наведаться, заезд вечером. Завтра устрой себе выходной, нечего пахать в праздник. Отдохни.
Костю жгло бездействие, хотелось куда-нибудь бежать, что-нибудь делать, только не сидеть дома, но он кивнул.
Глава 5
Рабочий день в Научно-исследовательском институте реинкарнации начинался в девять утра, и без пятнадцати девять Костя уже стоял перед башней из стали и стекла недалеко от метро «Сокол». Погода вновь испортилась, солнце ушло в спячку, прислав вместо себя ветер. Спасибо, что не дождь. Кусты жалостливо протягивали голые ветки, умоляя если не о тепле, так хотя бы о снеге, но мольбы до неба не доходили: их уносил ветер. Почти месяц до зимы, так что снег имел полное право еще гулять где-то далеко от Москвы.
Чтобы избежать вопросов, Костя просто надел форму и вместо приветствия на входе произнес: «Скорая реинкарнаторская». В панике охранник не заметил, что у реинкарнатора в руках нет черного чемоданчика.
Кафедра приборостроения находилась на пятом этаже, и в лифте Костя ехал один, хотя сотрудники, стоящие в фойе возле лифта, явно торопились на работу. Ничего. Ему не привыкать. В таком отношении даже есть свои плюсы. Особенно в час пик в метро, когда люди толпятся, втискиваются в соседние вагоны, но не подходят к нему ближе вытянутой руки.
В длинном коридоре было тихо. Никаких студентов, гвалта, суеты: НИИ хоть и тесно сотрудничает с Институтом реинкарнации, но полностью самостоятельное образование, со своим зданием, где студентам делать нечего. Тут занимаются наукой. Например, изобретают приборы, которые записывают карму…
Костя не стал стучать в единственную на всем этаже обитую бордовым дерматином дверь, а просто открыл ее и вошел. Он знал, что при виде реинкарнатора люди теряют дар речи, так что не дожидался вопросов.
– Я пришел к Игнатенко Петру Тарасовичу, – прочел он золотистые буквы на металлической табличке. Дверь из приемной вела в кабинет заведующего.
Юная секретарша ойкнула, подняла трубку и пролепетала:
– Петр Тарасович, к вам тут… тут… Служба реинкарнации. Просятся войти.
Завкафедрой выскочил из кабинета белый, будто по дороге просыпал на себя муку. Его руки дрожали, как у пораженного болезнью Паркинсона, хотя выглядел Игнатенко здоровым кабаном, способным в одиночку вытащить из грязи застрявший внедорожник.
– Фохао. Я войду?
– К-конечно!
Когда-то Костя мечтал, что окончит институт, займется научной работой, попадет в НИИ, вот как раз на эту кафедру. Сложись тогда все иначе, возможно, сейчас он работал бы у Игнатенко и продолжал по выходным смотреть остросюжетные фильмы об Ордене. Так что по сторонам Костя огляделся с особым любопытством. Большой стол из дешевого ДСП, как и у Сергеича из «скорой», давно следовало заменить, ворох бумаг скрывал потертости и царапины. Где-то между стопками папок приютился дешевенький ноутбук десятилетней давности. Игнатенко его еще не успел включить. Компьютерное кресло из экокожи, еще один дээспэшный стол для небольших совещаний и несколько стульев – вот и все. Судя по одинаковым кабинетам у завкафедрой приборостроения и заведующего Станцией Скорой реинкарнаторской помощи, зарплаты научных сотрудников явно не превышали зарплат реинкарнаторов. Но что удивило, так это скрученный коврик для йоги между двумя фикусами и портрет Далай-ламы XIII на стене. Ну надо же! Не президента!
Костя считал, что ученые, как и большинство реинкарнаторов, не религиозны. Да, карма существует, это доказано, но все остальное, о чем проповедуют в дацанах… это религия. Ученым не пристало влезать в религию. Обычно они и не стремились.
– Меня зовут Константин Юрьевич, я из Ордена реинкарнаторов.
После этих слов завкафедрой резко вспотел, и кровь прилила обратно к голове, от чего щеки покраснели, будто у нашкодившего мальчишки.
– Я бы хотел поговорить с вами о Викторе Андреевиче Кучике. Если вы не возражаете, конечно.
– Нет-нет, конечно, присаживайтесь. Может, чай или кофе?
– Нет, спасибо, у меня мало времени.
Игнатенко вновь побелел.
– Так вот, – как ни в чем не бывало продолжил Костя. – Он сегодня на работе?
Петр Тарасович замотал головой:
– Нет-нет, он накануне звонил мне, отпрашивался, сказал, что его кузина при смерти и ему надо уехать.
– А когда вернется?
– Сказал, что пока не знает, это будет зависеть от ее самочувствия, мы договорились оформить потом эти дни задним числом как отпуск за свой счет, – пролепетал завкафедрой, будто оправдываясь: – Он очень хороший работник, никогда без причины отгулов не брал, обязательный, исполнительный. Ну такие семейные обстоятельства, я пошел навстречу…
Костя нахмурился. Кучик уехал неизвестно куда и неизвестно когда вернется. Ниточка грозила оборваться.
– Он отпросился в первый день Лхабаб дуйсэна?
Игнатенко кивнул.
– А где кузина проживает или как ее зовут – не сказал?
– Сказал лишь, что в Новгороде, а уж ее имя и адрес я не спрашивал.
Даже если Кучик не соврал, в чем Костя сомневался, найти его в городе-миллионнике будет практически невозможно. Нужна хоть какая-то зацепка.
– Расскажите мне о Викторе Андреевиче, что он за человек? Есть ли семья? Хобби? С кем дружит, кто его враги?
– Да рассказывать особо нечего. Тихий, спокойный человек. Исполнительный сотрудник, не гений, конечно, как Леонхард Петмансон, пусть ему достанется лучшее перерождение, но профессионал в своем деле. Практически не пьет. А то, знаете, в научной среде такое часто бывает… Вот у нас на кафедре некоторые регулярно закладывают за воротник. И не уволишь – хорошие ведь сотрудники, опытные, толковые, но в двенадцать часов дня уже не стоять на ногах – ну не дело это, не дело. А Виктор Андреевич практически не пьет. Ну несколько рюмок по праздникам. Сагаалган там, день рождения. Хотя дни рождения-то я не помню, чтобы он отмечал. Я этих дней рождения на кафедре уже боюсь. Такой возраст, много юбилеев, многим пятьдесят, шестьдесят лет исполняется, а отмечают – будто подростки! Пьянки, гулянки, а потом в больницу попадают…
