* * *
Проводив гостий, женщины вернулись к почти нетронутым яствам, вскипятили по новой чайник и занялись восстановлением хронологии высокого визита и анализом сказанного, а также несказанного, но что вытекало из сказанного. А сказано было еще вот что:
– Если вы отнесетесь к нашей просьбе с пониманием, благодарность наша будет безмерна! При этом мэрша зачем-то схватила свою торбу и опять стала в ней нервно рыться. Зоя напряглась: плакать она, что ли, опять собралась? Вроде, уже и повода нет. Но Альбина сумку отложила и плакать явно не собиралась.
– Ну что вы! – опять залопотали подруги. – Какая благодарность, о чем вы!
– Что ж мы, не понимаем?
– Все обойдется, все будет хорошо!
– Главное, что Никита все осознал. Чтоб все у него уладилось! – это капнула капельку яду Мила. В том, что у Никиты все уладится наилучшим образом, никто и не сомневался. Катя благоразумно помалкивала почти весь вечер – ей еще предстояло возвращаться с мэршей на свои улицы, а один в поле не воин.
– Надеюсь, что уладится! – щебетала сбросившая груз с души Альбина Вячеславовна. А осознать сыну все до конца, если еще не все осознал, отец поможет. Сказал, если еще хоть что-нибудь подобное повторится, когда-нибудь, – разложу на столе и выпорю собственными руками.
– А он может? – поежилась Зоя Васильевна.
– Он – может, – даже с некоторой гордостью ответила супруга и мать.
– А если бы не мог, не занимал бы свое нынешнее кресло, – подвели итог подруги, когда, проводив гостий, остались втроем.
– Тюти во власть не ходят, а если случайно и попадают, то их там долго не держат, – заявила «крупный специалист» по конструкциям властных структур Мила.
– Уж ты у нас знаток подковерных интриг, – вздохнула Люся.
– Девочки, а вам не показалось, что она нам взятку хотела предложить? – вспомнив, как опять рылась в своей сумке уже почти перед самым уходом Альбина, – спросила Зоя.
– Я тоже об этом подумала, – призналась Мила. – И раз сто про свою безмерную благодарность сказала. Зачем?..
– Ужас какой! – сказала Зоя. – И что бы мы делали в этой ситуации!
– Умная баба, – признала Люся. Правильно оценила ситуацию: интеллигентные лохушкии, с такими лучше не связываться. Но намекнула: кто понял, тот услышит! Вдруг надумаем!..
– Да и потом: все-таки нас здесь слишком много было, вдруг бы мы потом шантажировать их начали!
– Н-да, взяточницы, – покрутила головой Мила. – Новое амплуа!
– И шантажистки! – добавила Люся.
– Из сыщиц – да в уголовницы. Карьерный рост, – хохотала Зоя.
– Давайте уже, наконец, съедим мороженое! – вспомнила Мила.
– Я все время про него помнила, а тут забыла, – спохватилась Люся.
– М-м-м! Фисташковое! – прижмурилась Зоя.
– Мы ведь это заслужили!
* * *
Альбина Вячеславовна распрощалась, наконец, с Екатериной Ивановной. Путь был не слишком долгий, но необходимость поддерживать светскую беседу удлинила его. Вынужденные попутчицы устали друг от друга и не чаяли дождаться момента прощания. Катерине Ивановне не терпелось позвонить новым подругам и обменяться впечатлениями, что называется, душа горела. Но, увы, дома ее уже заждалась забежавшая поделиться семейными горестями дочь, а это было куда важнее. Своя-то рубашка ближе к телу!
Альбина зашла во двор, прошла в увитую диким виноградом и клематисом беседку, опустилась в деревянное кресло. Она прекрасно знала, что муж как на иголках, ждет ее возвращения, но хотела побыть одна: прокрутить мысленно встречу, проанализировать ощущения, вспомнить свои промахи, если они были, и найти им оправдание. Достаточно ли убедительна и человечна она была? Не наболтала ли лишнего, поддавшись эмоциям? Миша, естественно, устроит ей допрос с пристрастием, не упустит ни одной мелочи. Миша – легок на помине!
– Я услышал, как ты вошла во двор, понял, что ты здесь. Что, плохо?
– Да, в общем, нормально.
– Деньги дала? Взяли?
– Нет. Не тот случай. Не решилась. Вроде бы, порядочные тетки, они даже намеков моих не поняли. Я им о благодарности, а они открещиваются – не за что, мол.
– Слава богу! – с облегчением вздохнул муж. – Одной проблемой меньше, а то еще и этот груз давил бы – вдруг шантаж! Будут помалкивать?
– Должны бы. Обещали. Прониклись материнским горем. В одной я немного сомневаюсь.
– Ты была убедительна?
– Думаю, вполне. Мне даже слегка неловко было, я там половину салфеток извела.
– Умница. Твой театральный кружок тебе помог!
– Я была искренна! – возмутилась Альбина. – Как считаешь, обойдется?
– Надеюсь, обойдется! – махнул рукой муж. Шефу, конечно, донесут, но пока я у него на хорошем счету, а коней на переправе меняют только в случае крайней опасности. Могут воспользоваться моей ситуацией, чтоб под него начать копать, но до выборов еще два года, выборы осенью, а летом через два года наше чадо диплом защитит, сошлем на годик в село сеять разумное, доброе, вечное. Если перед выборами кто-то и поднимет волну, это уже будет вспоминаться как детская шалость.
– А вдруг он в селе женится?
– Аля, ради бога! А я сам – не деревенский? Сейчас деревенские мало в чем городским уступают. Немножко обтесать…
– Стоит для этого в село ссылать!.. Уж тогда лучше эта… мисс… Вот еще головная боль привязалась! И Милана… Как же все невовремя! Не натворил бы Никита глупостей.
– Так ведь уже натворил! Какое-то время, во всяком случае, будет покладистым. Нет худа без добра, может, мозги на место встанут.
– Миша, мне все-таки хотелось бы как-то этих теток отблагодарить. Они славные. И какие-то…
– Дуры?
– Простодушные. Бесхитростные. Порядочные, одним словом. Из прежних времен.
– Посмотрим.
– Наш оболтус дома?
– Где ж ему быть, в сложившейся обстановке?
– Как ты думаешь, он нам все рассказал?
– Про клад?
– Ну да. И вообще…
– Вроде бы, в его психологическом состоянии… Но допускаю, что что-нибудь да и утаил. Все же парень взрослый.
– И непростой!
– Время покажет, но теперь за ним – глаз, да глаз!
– А в существование клада ты веришь?
– Может, и существует, но вряд ли. С одной стороны, кто из зажиточных людей не прятал в те годы своих ценностей! А где их прятать, не у чужих же людей. С другой – столько лет прошло! В доме постоянно жили, если Тиханович посвятил свою дочь, то она давно уже ими воспользовалась.
– Мог и не посвятить, ее же тоже запросто могли арестовать, и она могла допроса не выдержать, все рассказать.