– Хорошо, что все так закончилось!
– Хорошо, что вы так вовремя полезли во двор к Тихановичу, – улучила момент Катя, направляя разговор в нужное русло. – И в первый раз, да и во второй тоже. А то неизвестно, чем бы все закончились для Никиты, да и для Петра!
Альбина Вячеславовна с благодарностью взглянула на Екатерину Ивановну.
– Я так вам всем благодарна, вы не представляете! Я и сейчас просыпаюсь среди ночи в ужасе! Он же у нас – единственный сын!
Мэрша разрыдалась, нервно схватила свою сумку, что-то в ней искала – не то платочек, не то салфетки, но, поскольку сумка была чрезвычайно объемистой, торба, а не сумка, ничего в ней не находила. Зоя Васильевна подала ей бумажную салфетку со стола. Альбина Вячеславовна промокнула глаза, вытерла покрасневший носик, швырнула салфетку в свою торбу и схватила новую. Вторая салфетка последовала за первой, затем – третья. Зоя с некоторым беспокойством следила за этим бурным проявлением эмоций и пустеющей на глазах салфетницей и прикидывала, не пришла ли пора распечатать новую пачку. Наконец, буря улеглась, и последовал рассказ.
Никита учился на историческом факультете, оканчивал третий курс. В этом году он писал курсовую работу с краеведческим уклоном – «Роль купечества в развитии экономики Поволжья». Ему был открыт доступ («естественно!», подумали три, нет, теперь уже четыре, подруги синхронно) и в областной архив, и в фонды редкой книги областной научной библиотеки и краеведческого музея Астрахани. Где-то он и наткнулся на протокол допроса в ЧК артюховского купца II-й гильдии Тихановича, из которого следовало, что означенный Тиханович П.П., предположительно, скрыл от новой рабоче-крестьянской власти семейные драгоценности.
Тихановича расстреляли, больше упоминания о спрятанных драгоценностях Никита нигде не встречал, но тот факт, что двор Тихановича граничит с их двором, превратил повстречавшееся ему в старом документе туманное, не подкрепленное фактами, предположение, в уверенность. Где же и укрывать клад, как не у дочери – самого надежного, по тем временам, человека. У него не возникало и тени сомнения, что клад существует, и он у него под боком.
Идея поиска клада всецело им овладела. Если бы новый владелец теремка проживал здесь постоянно, он отказался бы от своего идиотского плана, но Бельцов приезжал только весной, а в этом году что-то припоздал. Искатель сокровищ решил поторопиться, пока хозяин не приехал. Об исчезновении Бельцова он не знал.
Никита планировал обследовать дом, а если ничего не обнаружит – просто навесит новый замок, уже и подобрал точно такой же. Хозяин ни о чем не догадается, все будет на своих местах, ничего не пропадет. Тогда, после отъезда хозяина, предстояло обследовать двор. Это было бы уже проще – в ближайших дворах, как убедился Никита, не имелось собак, которые бы подняли гвалт.
– А если бы обнаружил?
Рыдания возобновились. Салфетки исчезали с катастрофической скоростью. Зоя Васильевна все же направилась к серванту – за новой пачкой.
– Он знал, что это уголовно-наказуемое деяние? – солидно выразилась Мила. Она, всей душой соболезнуя несчастной матери, хотела подсказать возможный вариант ответа.
– Знал, конечно! Не младенец, и не на необитаемом острове живет.
Прямодушие мэрши подогрело градус симпатии к ней подруг. Могла бы сейчас и ваньку свалять, на предмет морального целомудрия своего дитяти! Ох, уж эти деточки! Какое горе, какой срам приходится из-за них переживать: у кого – алкоголик и наркоман, у кого – тунеядец от рождения, весь век на родительской шее, некоторые дети как своих детей привели в гости к бабушке и дедушке, так и забыли о них до их совершеннолетия. В каждой избушке – свои погремушки! И ведь не открестишься от них, не откажешься, что бы ни натворили, – своя кровь!
– И что же теперь будет? Жаль вашего мальчика! Жизнь себе испортил.
– А Петю-то как жаль! Пострадает хороший парень. Ему в этом году в университет поступать. Вы на него зла не держите!
– Да как мы можем держать на него зло! Он Никиту от большей беды спас! Кто знает, чем бы его разыскания закончились, куда бы завели, если бы Федя его не огрел по голове! За те четыре дня, что он лежал связанный и ждал смерти, он другим человеком стал. Петя его за четыре дня воспитал лучше, чем мы за двадцать два года!
– Отцу-то какая неприятность!
Мэрша слабо улыбнулась:
– Неприятность – мягко сказано!
– Ну, может, как-нибудь утрясется!
– Может… Я и пришла к вам с великой просьбой: чтоб вся эта история осталась между нами. Или вы уже делились с кем-то?
– Нет! – чистосердечно воскликнули три подруги.
– Нет! – с некоторой заминкой воскликнула и четвертая. У Зои, Люси и Милы одновременно мелькнула мысль, что их новая подруга не столь чистосердечна. Если мэрша была человеком наблюдательным, она тоже могла обратить внимание на Катину заминку.
– Мы общаемся своим узким кругом, – пояснила Зоя Альбине Вячеславовне, великодушно включив в этот круг и Катю, тем самым ее реабилитировав. – Но как же… Ведь, кроме нас, там было полно людей! Полиция, скорая, соседи видели – половина Заречной!
– Сам Петя, наконец! – добавила Люся.
– И Петины родители!
– И Николай Чернов уж, конечно, в курсе!
Слабая улыбка, но уже с оттенком снисхождения, опять осветила лицо Альбины Вячеславовны. Она оживала на глазах.
– Это все проблемы решаемые. С полицией вопрос утрясется, служивые люди знают, что такое дисциплина и служебные секреты. Пете, вы сами сказали, в университет поступать, интуиция мне подсказывает, что он туда поступит, – тонко улыбнулась мэрша. – Он с родителями уже дома, подписку о невыезде с него сняли. Бригада скорой вообще не при делах – выполнили свою работу, оказали помощь, а детали их не касаются, да их в детали никто и не посвящал. А домыслы… И улица… Слухи рождаются и умирают, если им не давать новой пищи, – зорко взглянула на подруг высокая гостья, и все четверо почувствовали вдруг себя очень неуютно, как будто в чем провинились. Непонятно только – в чем. Образ скорбящей матери сменил образ всевидящего следователя. Подруги, словно зомбированные, залопотали вразнобой:
– Да что вы! Что вы! Разве мы не понимаем!
– Да мы вообще не болтливы!
– Нам своих проблем хватает, зачем нам еще и чужие!
Только Люся сумела свести воедино коллективные эмоции в трезвую формулировку:
– Многие знания – многие печали, – пробормотала она. Похоже, она первая сумела выйти из состояния гипноза, в который их ввели скорбящая мать и дотошный следователь.
У Альбины Вячеславовны слух оказался прекрасный.
– О, как я с вами согласна! – пылко поддержала она Люсю.
– Меньше знаешь – крепче спишь! – прокомментировала библейское изречение Мила, оставив за собой последнее слово. Альбина Вячеславовна, если и услышала, виду не подала. Да и что бы она могла на это возразить?
