– Да это я так… слюной захлебнулся.
– Чем другим не захлебнись, – озаботилась Зинаида Григорьевна.
– А сама-то?.. Поешь, как соловей.
Бабка хотела что-то ответить, но промолчала, видимо, уловив в словах мужа некий резон.
– Сварливая бабенка, – согласился, однако, дед. – С такой жить – долгим век покажется! Тут им обоим «свезло».
– Да и Колька – тоже стерва хорошая! – не согласилась с такой однозначной трактовкой супруга. – Чуть что – кулаками махать. Кто там у них прав, кто не прав, чужая семья – потемки. И в этот раз, бабы рассказывали, – крик, гвалт, потом Галька с сумками пошкандыбала, на всю улицу орет. Артистка та еще, но, кто видел ее тогда, говорят, с ярким фингальским огнем под глазом шла. И в те же дни Татьяну, мать Кольки, парализовало: достали деточки. Долго не лежала, слава Богу, меньше, чем через месяц умерла.
– Бедная!
– Да нет, можно сказать, что еще и повезло. Другие годами лежат, сами намучаются и всех вокруг себя намучают.
– А кто же за ней ухаживал?
– Дочь Николая забегала иногда, да у нее дети маленькие, а в основном, Наташка Шурманова. Она подруга Кольки и Сереги, росли вместе, дружили всю жизнь. У них даже отчества одинаковые с Колькой – Павловичи они. Отцы тоже дружили, на подругах женились.
«Не разбери-поймешь», – подумали подруги.
Дед пошевелился, вроде бы тоже хотел что-то вставить.
– Язык долог – век короток, – снова ни к селу, ни к городу брякнула баба Зина, упреждая.
Подруги переглянулись: однако нелогично.
Супруги враз закручинились, вспоминая.
– Ну, дела! – вздохнула Людмила Ивановна, подталкивая.
Помолчав, Зинаида Григорьевна продолжила.
Николай не вдруг спохватился, что Серега не пришел попрощаться и ключи не принес. Пошел к нему (у них калитка в заборе между дворами) – на двери дома замок, ставни закрыты на прогоны изнутри. Походил вокруг дома – везде порядок. Подумал, может, друг, слыша разборки в соседнем дворе, не захотел глаза мозолить, уехал по-тихому? Поспрашивал у мужиков – никто его не видел, ни с кем не прощался. Ну, подумал, письмо напишет или позвонит. Да так с тех пор и не слыхать о нем ничего. Телефон не отвечает, адреса, где он, уйдя от жены, проживает, Николай не знает, теперь ведь писем не пишут, все по телефонам связываются. С женой они уже развелись, вряд ли она что-то знает. Колька все же написал на прежний адрес, жене, но ни ответа, ни привета, как говорится. Правда, с полгода назад приходили из милиции – видно, жена все же в розыск подала. Может, на наследство надеется – так вряд ли ей обломится: они уже развод оформили, ей не терпелось. Но, видно, все-таки совесть не до конца потеряла. Походили тут по дворам, расспрашивали, но, как обычно, никто ничего не видел. Замок на двери сломали, дом осмотрели – а что там смотреть: Сергей в одной комнате обитал, зачем ему эти хоромы. Ничего не тронуто, все по своим местам, пыль не порушена. Дед понятым ходил. Навесили замки на дом да на калитку. Одно предположение – в дороге сгинул, не доехал до дома.
– А дом-то какой! – вздохнула Людмила Ивановна. – Душа кровью обливается, как подумаешь, что так и разрушится без хозяев. Пожить бы в таком!
– Ну, может еще объявится хозяин, – Федор Игнатьевич, похоже, был натурой оптимистичной. – А терем этот счастья пока особого никому не принес. Может, и не стоит так стремиться – в нем пожить.
– Может, и так, – согласилась Людмила Ивановна. – Какой-нибудь заговор или родовое проклятье. А может, Николай все же разрешит его посмотреть? Вы говорите, у них калитка между дворами?
– Так опечатано же! Милиция новый замок повесила и дверь опечатала! А Кольку три дня назад на скорой с аппендицитом увезли.
* * *
– Так что, девочки, не миновать нам – в дыру лезть! – сообщила на обратном пути подругам Мила. – Официальным путем не получается.
– Ну почему? – возразила Люся. – Зайкину сережку мы так и «не нашли». Можно еще раз этот повод использовать.
– А Дик? – ужаснулась Зоя.
– Можно было бы! Завтра деды на весь день уедут к племяннику на юбилей, а нас время поджимает – гость через неделю приезжает! Неизвестно, когда этого Николая выпишут. Да и пустит ли он нас?
– С аппендицитом в больницах сейчас долго не держат, – сказала малодушная Зоя.
– Заинька, но ведь надо же довести начатое до конца!
– Но там же Дик!!!
– А мы колбаски купим! Люся, ты какой колбасой его кормила?
– «Любимой свиной»! 350 рэ за килограмм, между прочим. А он не больно-то на нее зарился. Больше не дам, я не хуже какого-то пса, пусть даже мэрского!
– Я сама куплю, – махнула Мила рукой.
– В доме заммэра, видать, его неплохо кормят, – злобилась Люся.
– Да ведь там опечатано! – Как мы в дом попадем? – Зоя отбивалась из последних сил.
– Проблемы будем решать по мере появления! – авторитетно заявила Мила. – Не попадем в дом – хоть по двору походим, осмотримся, изучим обстановку, так сказать.
В нее словно бес вселился.
Подруги хранили гробовое молчание.
– Девочки, ну не бросите же вы меня? – возопила Мила. – Как я одна, без вас? И что уж тут такого шибко криминального?
Девочки переглянулись и вздохнули:
– Куда ж ты без нас!
– А вы заметили, как баба Зина осадила Федю? Ведь он явно хотел что-то сказать, – вспомнила Людмила Ивановна.
– Да-да, про эту Наташу, – поддержала Людмила Петровна.
– И до этого, про Николая!
– Может, люди просто не любят болтать!
– Ага, а когда про остальных болтали, так соловьем разливались, – возразила Людмила Петровна.
– Ну, они болтали, в основном, об умерших, какие тут теперь могут быть тайны! – не сдавалась Зоя Васильевна.
– Значит, ты согласна, что нечто таинственное здесь присутствует?
– Разве что исчезновение хозяина теремка. Да в наше время этим кого удивишь! Стукнули по голове и сбросили с поезда.
– А может, и до поезда не добрался!
– Ты хочешь сказать, что его прямо здесь… кто-нибудь?..
– Да ничего я не хочу сказать!
– Да нам-то что за дело до всего этого? – возмутилась, наконец, Люся. – Мы хотим теремок посмотреть? Или что? Или мы ничего не хотим?
– Да не очень-то я и хочу, – вздохнула Зоя, – но Мила…
– Шурманова… Красивая фамилия… Стройная такая, величавая, – сказала Люся. Всегда мечтала иметь красивую фамилию. А то что – Бучилкина, Комарова… Что девичья, что по мужу…
– Чем тебе «Комарова» не угодила?
– Ну, уж хотя бы Комаровская! Все-таки благозвучнее. Суховецкая, Боярская…
