Были в списке образцы, к которым каждый член их триумвирата испытывал слабость, несмотря на их незатейливость и непритязательность. Так, худенькая Люся иногда позволяла себе пожелать:
– За то, чтоб мы стали толстыми и красивыми!
Мила изредка использовала такой:
– За то, чтобы не было катаклизмов! – причем почему-то настаивала на употреблении слова «катаклизм» в женском роде. Вот так: «За то, чтобы не было никакой катаклизмы!»
Только так, она полагала, слово наполнялось особой экспрессией.
Пока вскипал чайник, дамы спели:
Берега каки крутые,
Петухи на них поют,
Каки хозяева скупые —
Водка есть, не подают…
Завершился вечер чаепитием, затем следовал ритуал провожания. Людмилу Ивановну довели, как обычно, до магазина «Водолей», дальше был уложен асфальт и вдоль дороги выстроились фонари. Они хоть и горели через один, риск споткнуться сводился к минимуму.
Оставшиеся члены коллектива расставались по-честному, без обид: на перекрестке, а дальше поодиночке шли к своим очагам.
И завершился этот знаменательный день благополучно. Добравшись до своих обиталищ, подруги отзвонились, доложив друг другу, что дома и все благополучно. Закончили вечер, сообразно своим склонностям и потребностям.
Людмила Ивановна, попив минералки (желудок пошаливал), села пообщаться с рыбками («соскучились по маме, сладкие мои?»). В десятиведерном аквариуме когда-то обитало их великое множество, и плебеев-гуппи, и более благородных – сомиков, скалярий, моллинезий. Теперь там плавало лишь десятка полтора гуппи и неонов.
Людмила Ивановна, как всякий нормальный человек, любила природу во всех ее ипостасях, а жизнь в пятиэтажном муравейнике еще усугубила эту любовь. Подоконники у нее были плотно заставлены цветами, в квартире постоянно проживал кто-то из братьев наших меньших.
Так однажды появился в ее доме рыжий персидский кот Чубайсик. Когда подруги узнали, какую сумму отстегнула Мила за котенка, они только покрутили пальцем у виска. Между тем, сумма была сравнительно небольшой, потому как Чубайсик не имел паспорта с родословной, хотя продавец клялся и божился, что в роду у него – сплошь чемпионы.
Для Людмилы Ивановны не имело никакого значения, по какой причине выбраковано это чудо – полукровка он или не соответствует высоким стандартам. Она влюбилась в него с первого взгляда. Ее практичные подруги хоть и крутили пальцами у висков, приходя в гости, вырывали Чубайсика друг у друга из рук, как и иногда навещавшие бабушку Милу дети племянницы.
Если бы социологам пришла в голову мысль провести опрос среди артюховцев на предмет самых популярных кошачьих имен за последние пару десятков лет, картина нарисовалась бы такая: девочек называли преимущественно Масянями и Ксюшами, а вот мальчиков – Борисками, Степашками, Чубайсами. И объяснялось это не только наличием свистящего «с». Факт свидетельствовал о крайней политизированности артюховского населения за истекший период.
Что характерно: Бориски были разных мастей, Степашки – блондинами, рыжие, естественно, Чубайсами. Так что Чубайсик был обречен на свою кличку, хотя был он не ярко-рыжего насыщенного цвета, а нежно-пегого, цвета молодого теленочка.
Котенок уже обжился в новом доме, превратился в подростка, как явились, чуть не со слезами, племянница Лиля с мужем. Дети, Рита и Костик, канючили ежедневно, вымаливая покупку персонального Чубайсика. Финансовых же возможностей семья не имела.
Пошли на компромисс. В доме появился говорящий волнистый попугайчик, как нетрудно догадаться – Кеша. Хозяин уверял, что у Кеши богатый словарный запас. Все были счастливы, пока Кеша осваивался в новой обстановке, но когда, освоившись, попугай начал свой запас демонстрировать, родители схватились за голову. Он, однозначно, взрастал в неблагополучной среде: слова в Кешином багаже преобладали нецензурные.
Вскоре в дом последовало нашествие друзей и одноклассников: посмотреть на диковину, а главное, ее послушать, хотели все. Тем более, что родители Риты и Костика днем трудились. Вскоре родители стали замечать, что у попугайчика в лексиконе появились новые слова, еще похлеще прежних.
Необходимо было принимать радикальные меры. Самым разумным, как решили Лиля с мужем, был временный обмен с тетей Милой: дети легче перенесут расставание с Кешей, если его заменит Чубайсик.
– Временно!!! – поспешили заметить отчаявшиеся родители, увидев вытянувшееся лицо тети Милы и услышав рвущиеся из горла звуки протеста. Авось, Кеша, побывав какое-то время в приличном обществе, станет реже употреблять ругательства, а там и совсем их забудет.
Блюдя собственный интерес, племянница с мужем лукавили и хорошо подготовились: на каждый аргумент неподготовленной Людмилы Ивановны следовал убедительный контраргумент. Родственный обмен (как и в большинстве случаев, неравноценный) состоялся.
Потосковав какое-то время, Людмила Ивановна примирилась с воцарением в ее жилище попугая и начала к нему привыкать: Кеша был испорченным, но очаровательным нахалом, а ругательства она старалась просто пропускать мимо ушей.
Раздражали, правда, его манеры: когда случались у них с подругами застолья, Кеша, посаженный в клетку, даже под накинутым на клетку платком, не успокаивался. Видимо, у прежнего хозяина в его компаниях он был равноправным партнером.
Утомившись от воплей попугая, хозяйка отменяла его изоляцию. Неторопливо выйдя из клетки с видом победителя, взъерошенный Кеша приводил себя в порядок, вспархивал на стол и требовал:
– Жр-р-рать!
Затем устраивалось показательное выступление. Он ходил между тарелками и рюмками и всюду совал клюв. Ему было без разницы, что налито в рюмки, фужеры, чашки: он дегустировал все. В еде же был переборчив: что-то выплевывал прямо на стол, куда попадет, а что-то – вспорхнув на сервант или шифоньер – бросал на пол. В комментариях не стеснялся:
– Дер-р-рьмо!
Людмила Ивановна обижалась всерьез, из трех подруг готовила она лучше всех. Когда Кеша, всего напробовавшись, слишком наглел и окончательно терял чувство меры, она умудрялась схватить его и швырнуть со стола. Кеша, плавно приземлившись на палас, изрекал:
– Дурра! – или запускал вовсе непристойную матерную тираду.
Довольно скоро Мила привязалась к новому питомцу, и жили они в согласии, хотя время шло, а вращение в приличном обществе ни Кешин лексикон, ни дурные манеры не улучшило. Особенно умиляла новую хозяйку симпатия Кеши к рыбкам. Он усаживался на пластмассовую перекладину, к которой крепился компрессор, и подолгу сидел, любуясь подводным миром. Любопытные рыбки подплывали к самой поверхности воды и тоже пялились на Кешу.
Вдруг, возвращаясь с работы, Людмила Ивановна стала обнаруживать на паласе дохлых рыб, каждый день по одной, причем это были рыбки из недешевых, крупные, яркие – вуалехвосты, телескопы, гурами. Она знала, конечно, что киты или, скажем, дельфины выбрасываются на берег, так то – в морях и океанах. Про аквариумных рыб ничего подобного она не слышала.
