Разумеется, это скорбное знание могло стать достоянием гражданского общества лишь в конце XX века. А вот наш советский ВПК не мог не понять всего этого за несколько десятилетий до начала эпохи химического разоружения.
В общем, на каком-то этапе даже в советском ВХК наконец поняли, что существует и несоветский ВХК (и не один). Поэтому нам стоит по возможности более внимательно присмотреться к тому, как именно ВХК (не армия, а весь советский ВХК) собирался противостоять вражескому химическому нападению – какие именно ОВ искать в окружающей среде, как и чем их измерять, как и чем лечить своих сограждан от отравлений вражескими ОВ, а также как их (своих сограждан) защищать от вражеских ОВ. Возможность такая нашему обществу представилась в 1987 г., когда было объявлено о начале химического разоружения [11] и когда пришлось подумать о ПХЗ людей в этом процессе.
Обращаясь к конкретике поиска ОВ в окружающей среде России, начнем с прискорбной констатации, о которой уже упоминалось выше. В течение многих лет советская промышленность не имела серьезных измерительных приборов, которые бы оповещали персонал цехов химоружия (о стране еще и речи не было) об опасности отравления. Из того, что нам известно в настоящее время, нельзя не признать с сожалением, что и в этом направлении власти менее всего заботились о защите своих сограждан [437, 832–834]. Для подтверждения процитируем документ.
Из документа:
«Государственный комитет
Совета министров СССР по химии
14 августа 1961 г., № 367–104
О развитии научно-исследовательских, конструкторских и опытно-экспериментальных работ в организациях Госкомитета по созданию средств индикации отравляющих веществ в полевых и промышленных условиях.
Химическая разведка и индикация боевых отравляющих веществ имеют весьма серьезное значение в связи с наличием на вооружении армий капиталистических стран высоко токсичных ОВ, действующих в весьма малых концентрациях.
Вопросами научно-исследовательских работ по созданию средств индикации в системе Госкомитета на протяжении ряда лет фактически занималась единственная организация – ИРЕА.
В ИРЕА проблеме индикации ОВ не придавалось должного значения, исследования велись небольшим коллективом сотрудников, что привело к малой результативности в работе. Поставленные перед ИРЕА задания по разработке средств индикации ОВ не выполнены…
В целях быстрейшей разработки эффективных средств индикации ОВ и привлечения для этих целей более широкого круга работников научно-исследовательских и опытно-конструкторских организаций Госкомитета – приказываю:
Начальнику Первого управления т. Антонову:
…б) до 20 декабря 1961 г. организовать специальную лабораторию в ГСНИИ-403 со штатом не менее 20 человек по разработке методов и средств индикации ОВ в производственных условиях…
Заместитель председателя Государственного комитета Совета министров СССР по химии
Костандов» [832]
Приведенный приказ 1961 г. лучше всего характеризует тяжелейшее положение с измерительными приборами по ОВ. Он был подготовлен в недрах ВХК через много лет после того, как отгремели битвы за стахановский выпуск советских иприта и люизита, фосгена и дифосгена, синильной кислоты и адамсита. Жизнь и здоровье пострадавших людей уже было не вернуть. Более того, к моменту написания этого приказа уже отошли в прошлое бои за опытный выпуск зарина и зомана, и вовсю шло серийное производство советского зарина с неизбежной потерей здоровья людей. Между тем у «вероятного противника» – США – в 1961 г. уже начался промышленный выпуск самого токсичного ОВ современности – газа VX. Что касается будущего, то после этого приказа к ИРЕА, не спешившего с созданием высокочувствительных приборов для измерения ОВ в различных средах, добавился еще институт ГСНИИ-403 (ГСНИИОХТ). Однако создавать приборы этому институту предстояло лишь для производственных условий, а вовсе не для мест обитания обычных граждан. Между тем требования к приборам для этих двух задач принципиально отличны. Так что защищать граждан от нападения «вероятного противника» ВХК по-прежнему не собирался.
Лишь в конце эпохи Н. С. Хрущева проблема наконец-то была понята там, где принимались решения. Во всяком случае, в постановлении ЦК КПСС и СМ СССР от 14 февраля 1963 г. рассматривались не только вопросы организации промышленного производства ОВ, но и проблемы создания средств измерения ОВ в окружающей среде [437]. Разумеется, развитие направления по созданию средств измерения ОВ «вероятного противника» претерпело немало этапов.
16 июля 1966 г. в подполье ВХК появилось тайное постановление СМ СССР, в соответствии с которым на два ведомства – Главное управление гидрометеорологической службы при СМ СССР и МХП СССР (ГСНИИ-403 и его филиалы) – были возложены разработка аналитических методов определения ОВ в объектах окружающей среды (воздухе, водах и т. д.), а также само определение ОВ в окружающей среде различных регионов страны [175].
Конечно, общество о том важном аналитическом задании не знало тогда, не знает и сейчас. И результатов нет и поныне. Однако сама идея не умерла, а получила развитие – не в смысле приборов, а в смысле издания все новых и новых документов. Потому что вслед за приборами и методами определения ОВ в окружающей среде не мог не встать вопрос и об организации постоянного мониторинга загрязненности окружающей среды по всей стране. В частности, постановлением СМ СССР от 9 апреля 1970 г., которое касалось организации контроля и учета физиологически активных веществ везде и всюду [208], Главному управлению гидрометеорологической службы Советского Союза были также даны задания и по организации наблюдения за загрязненностью ОВ воздуха и объектов внешней среды по всей советской стране.
Возможно, после получения заданий своего правительства [175, 208] это важное ведомство и искало «вражеские» ОВ на территории нашей необъятной Родины. Обратимся, однако, к реальным фактам. Появление постановления 1966 г. [175] породило в советском химическом подполье переписку, которая дает представление о том, что именно наш ВХК собрался искать в окружающей среде. Так, в письме от 13 февраля 1967 г. в санитарно-эпидемиологическую службу СССР директор ГСНИИОХТа тех лет (и будущий директор «академического» Института физиологически активных веществ) И. В. Мартынов писал о создании ПДК на продукты распада ОВ, которые следует искать в водоемах страны. Среди прочего в том списке были упомянуты и такие вещества, как изобутиловый эфир метилфосфиновой кислоты, 2-диэтиламиноэтилмеркаптан, хлористый изобутил и изобутиловый спирт. Однако все эти вещества – это вовсе не «творческий» портрет выпускавшегося с 1961 г. [7] американского ОВ VX, а признаки советского V-газа (XXV) (S-диэтиламиноэтил-O-изобутилметилфосфоната), американцам не известного и тогда еще не производившегося. Потому что если бы деятели нашего военно-химического подполья действительно хотели искать «вражеский» VX (XXVI) (S-диизопропиламиноэтил-O-этилметилфосфонат) на своей земле, их список должен был включать совсем иные продукты распада (этиловый эфир метилфосфиновой кислоты, 2-диизопропиламиноэтилмеркаптан, хлористый этил и… этиловый спирт). А в письме от 10 января 1968 г. все в ту же санитарно-эпидемиологическую службу заместитель директора ГСНИИОХТа А. Т. Щекотихин обсуждал методики обнаружения ОВ в воздухе. И опять речь шла о веществе «33» (это шифр советского V-газа), а не об американском VX. Кроме того, в списке веществ, аэрозоли которых предполагалось искать в воздушной среде Советского Союза, были названы 3-хинуклидиновый эфир бензиловой кислоты, то есть BZ (IX), а также LSD-25 (X). Только и в этом случае речь шла не о вражеских ОВ, а о своих, потому что речь шла о разработке методик определения этих ОВ не на просторах Родины, а… в лабораторных условиях. Потому что как раз в это время Советская армия активно требовала от советской промышленности налаживания выпуска этих ОВ в масштабах, необходимых для ее (Советской армии) целей [175]. Дальнейшая переписка, скорее всего, оборвалась, потому что начиная с 1968 г. санитарно-эпидемиологическая служба Минздрава СССР была отставлена от дел химического вооружения [118].
