Но сейчас я счастлив.
Мне кажется, мои надежды тоже могут что-то значить в этой реальности.
Глава 17
Любовь
1
Мы с Лышем убегаем очень быстро. Изо всех своих неподпитанных сил (я почти не ел Жуткого) я цепляюсь за чешуйку покрова и мысленно молю Лыша, чтобы он не нашёл воду и не погрузил в неё отросток. То, что я обрёл его сейчас, кажется мне таким чудесным, что опровергает все мои предыдущие представления о реальности и логике Гигов. Я могу только догадываться, почему Лыш здесь. Неужели его Ма отпустила его для того, чтобы он смог искать Бель в этом разрозненном, разделённом на Города наружном мире?
Если она это сделала, то она действительно его очень любит. Если она смогла его отпустить ради него самого, для меня она тоже становится прекрасной. Внутренне прекрасной. Гиги, несмотря на их способность к речи, так мало понимают друг друга, что каждый из них, кто понял мечты и желания другого, кто позволил или помог им сбыться, становится необыкновенным существом. По крайней мере, для меня.
При мысли об этом моя горечь откатывается куда-то вниз. Она остаётся на кончиках рецепторов, совсем от неё не избавиться. Но я встретился с прекрасным молодым Гигом по типу «он», появившимся в сдвинутой назад реальности из прекрасного Гига по типу «она». Это было деление: Ма разделилась на себя-Усталую и на Лыша. А потом он вырос и отошёл от неё.
Надеюсь, там, в далёком Городе, у Ма всё хорошо.
2
Я уверен в том, что Лыш разыскивает Бель. Не такой он Гиг, чтобы быстро забыть о своей любви. Я понимаю его, хотя сам много раз внутренне забывал прежних Хозяев, и, возможно, никто из них этого не заслуживал.
Достойны ли нашей любви лишь те, кто достоин всеобщей любви? Мне кажется, сейчас я понимаю, что это не так. Не совсем так.
Неважно, кто достоин, а кто недостоин. Любовь важна сама по себе. Любовь, настоящая связь.
Все, с кем мы соприкасаемся, в ком живём, нуждаются в том, чтобы мы их любили. Это какой-то закон, касающийся всех существ и полусуществ. Мы живём в существах – значит, они уже доверяются нам. Даже если не подозревают о нашем полусуществовании. Они как бы в нашей власти, а мы – в их. Мы заполняем их, и это действительно большая власть, и она имеет смысл только в обмен на подлинную преданность Хозяевам.
Мы не должны отказываться от неё, пока случайность не бросит нас к другим существам. А они, они? Они позволяют нам многое. Это ли не любовь – позволять нам быть внутри себя, позволять нам жить? Узнавать их сокровенные желания?
Даже Жуткий (тут меня передёргивает) позволял мне узнавать его, сам о том не подозревая.
Силы никому не нужны сами по себе. Силы нужны для взаимодействия с другими. Силы для деления. Силы для познания. Силы для разговора (это для тех, кто способен к речи). Силы для обмена.
Вот о чём я думаю, уцепившись за Лыша.
3
Он идёт быстро и размахивает отростком, на котором я. Только бы не свалиться в траву. Из серо-зелёной она становится зелёной. Счастье быть с Лышем совпадает с наступающим утром. Лыш точно проводник в солнечный мир. Он провожает меня к свету и теплу. Нежному теплу, не жаркому, не лихорадочному.
Странно, но только с Лышем я начинаю замечать, как прекрасно и разноцветно устроен наружный мир. Утренний, нежно-влажный мир, полный загадочных обещаний лучшего. Кто знает, сколько существ и полусуществ должны родиться в бутоне дня, сколько таинственной радости должно вытечь из прозрачных вакуолей, питающих события? Сколько взрослых Гигов должны обменяться ласковыми словами и начать прорастать друг в друга?
Сколько мигов должны перемешаться, чтобы создать никуда не сдвинутую реальность?
4
Все мои Хозяева были интересны мне, но Лыш – он делится со мной не только собой (а ведь я ещё и не был в нём, но уже его люблю). Это странно, но Лыш, ничего не зная обо мне, точно дарит мне наружный мир, точно позволяет видеть его с ним вместе – и я на какие-то мгновенья могу себя представить Лышем. Это потрясающее ощущение. На самом деле ничего такого мне не дано. Но когда я с Лышем, я гораздо более жив, чем мёртв; точно я немного больше, чем полусуществую.
5
Как же возникает привязанность между существами? Как осуществляется их любовь, если они одинаково большие? Если никто из них не может войти в другого целиком?
Кое-что из взаимодействия гигантских тел я уже видел по их уменьшенным копиям во внутрикамерных мечтах и мыслях: Гиги входят друг в друга частично, отростками. Чаще всего Гиг по типу «он» имеет дополнительный отросток для соединения с Гигом по типу «она», имеющим вход для отростка. Взаимодействие происходит через внутреннее прикосновение. Гиги чем-то обмениваются во время этого взаимодействия; может быть, межгиговая любовь более вещественна, чем между Хозяевами и нами; может быть, там происходит буквальный обмен какими-то кругляками и это необходимо для мирового порядка. Гигам по типу «он» не хватает чего-то, что есть у Гигов по типу «она», и наоборот.
А может быть, такое взаимодействие – просто общение Гигов, просто подтверждение привязанности. Я не знаю. Это тоже прекрасно. Однако я понял, что это подтверждение может быть насильственным.
То есть один Гиг может хотеть этого обмена, а другой – нет. События несовершенны.
Нам, полусуществам, всё-таки легче: никто нас не заставит полюбить Хозяина, если мы этого не хотим.
Я бы не мог полюбить Убийцу.
6
И вдруг я понимаю, что Жуткий – не жуток. Это просто несчастный Гиг. Он не понимает, как устроены миры, и в этом его тоска, его оторванность от всего, его боль. Не понимает, что такое Город, что такое он сам. Он ничего не понимает вполне; живёт, как придётся, не просвеченный смыслом. Я чувствую его беспомощность. Жуткий Убийца не знает, как связаны отросточное взаимодействие Гигов и любовь. Он ни к чему и ни к кому не чувствует любви, и в этом он гораздо печальнее Кристи. Ему совершенно не за что уцепиться здесь, в этом мире миров.
А Кристи? Она так любила себя, что Жуткому захотелось это присвоить. Он хотел заставить её отдать ему её сущность. Потому и убил. Для него это был самый притягательный способ взаимодействия: требовать сущности. Может быть, он и не понимал, что убить – это навсегда, что это невозможно сдвинуть назад, что она по-настоящему перестанет быть. Может быть, он надеялся, что это обратимо. Так же как Кристи, когда вступала с Кибернетиком В как бы взаимодействие. Может быть.
7
Я подумал, что Жуткий хотел измельчить Кристи и вобрать в себя по частям. Гиги слишком большие, их рты не приспособлены для того, чтобы целиком заглатывать друг друга. Жуткий не знал, что любовь – это нечто совсем иное. Что невозможно присвоить чью-то сущность, никак. Но своей – своей лишиться можно. Это нетрудно.
8
