По трубопроводам Хозяина разливается вечернее тепло, а я отрываюсь от камерной стенки и смешиваюсь с прозрачной жидкостью, состоящей из невысказанных слов Кибернетика. Она выносит меня в его горло, прокатывает по шершавой поверхности, подрагивающей от изумления, и впечатывает в неизвестную твёрдость, кажущуюся неживой. Твёрдость отрывается от хозяйского тепла, и я теряюсь. Я не хочу разлучаться с Кибернетиком, который так прозрачен внутри и так бережен к тому, что снаружи. Он прекрасный Хозяин. Он заслуживает любви.
Но сейчас он волнуется, отнимает твёрдое от своего мягкого тепла и забывает меня на нём. Он забывает управлять телом, и я понимаю, почему это происходит. Он решился. Из нескольких голосов весёлых Гигов по типу «она» он выбрал один, и он принадлежит самой открытой из них, и зовут её Кристи. Или, вернее, это она выбрала Кибернетика. Твёрдое теперь рядом с ней, у неё. Её запах повсюду, желтоватый, горчащий, тягучий. Миг – и горчащая влажность обнимает твёрдое, на котором я, и чужая терпкая волна смывает меня в глубину нового мира. Кристи тихо говорит: «Кибернетик, а ты мне нравишься», и я понимаю, что вибрирую вместе с голосом Кристи.
Глава 14
Игра
1
Я ещё не понял, что это значит и что хочет Кристи от моего бывшего Хозяина, и правда ли то, что она говорит. Мне хотелось бы почувствовать её подлинность, но пока я просто сбит с толку. Трубопроводы Кристи разогреваются слабо, и, похоже, она умеет контролировать этот процесс, замораживать свои реакции. Кристи не погружается в реальность целиком, а, кажется, управляет своим телом-миром, распределяя на действия небольшие силы. Это странно – она молода и сил у неё очень много. Для чего она придерживает их?
В её камерах летают какие-то искорки, штрихи, острые чёрточки, заслоняющие происходящее там. Камеры Кристи искрятся. Голос Кристи переливается. Она любит выпускать его на волю без всякого словесного смысла. Начинается этот звук с придыхания: «х-ха». Это у Гигов называется «смех». Смех Кристи кажется сложной музыкой. В нём есть какие-то жадные призвуки, привкус опасности.
Сначала мне кажется: смех – просто выражение запаса сил, избытка жизни, который остаётся в Кристи потому, что она живёт, не отдаваясь реальности целиком. Я не знаю, почему она так делает. Кристи умна и, возможно, рассчитывает получить от других больше, чем отдать им. Но потом я замечаю, что в этом смехе есть скрытые смыслы, пока неведомые мне.
2
Странно: внутри отсеков Кристи я не вижу уменьшенных Гигов, кроме одного. Это «она» – красивая, длинноотросточная. Нет сомнений в том, что это сама Кристи (мне интересно узнать, как она выглядит). Никаких существ больше. Ни в одной камере (а я стараюсь не увлекаться, продвигаясь вдоль сладких, дурманящих стенок) нет воспоминаний – ничего, что свидетельствовало бы о реальности, сдвинутой назад. Крошечная Кристи, одинаковой величины, с одинаковыми линиями и очертаниями, в каждой камере окружена красивыми мёртвыми объектами. Неподвижными объектами, и только. Я вижу разноцветные покровы разной величины – крошечная Кристи надевает их на свои красивые отростки, на своё красивое извилистое тело.
О чём она думает? Кристи непроницаема. Кристи довольна собой. Кристи молчалива.
3
Дальше происходит что-то странное.
В каждом отсеке каждая крошечная Кристи лишена покровов. Беззащитная и открытая, полная переливающейся жизнью, она возлежит на шелковистых поверхностях с поднятыми вверх длинными своими отростками, разводя их и сводя. Из ниоткуда возникают толстые и короткие красноватые трубки, покрытые ветвящимися узорами розоватой синевы, с розовыми пухлыми наконечниками; они летают над ней и пропадают в отверстии между её белыми отростками, одна за другой, а одна входит в отверстие её рта. На лице Кристи бездумное выражение блаженства. Маленькие полукруглые вакуоли её тела налиты избытком какого-то жадного счастья. Вся Кристи подрагивает, сжимается и опять разглаживается и вытягивается всем длинным телом. Белое лицо осеняет тень. Потом Кристи натягивает на свои отростки обрывки разноцветных покровов, и это красиво.
А потом она опять их сдёргивает, и снова возникают трубки. Лицо Кристи остаётся непроницаемым в своей безмятежности.
Я хотел бы узнать, на чём держится её жизнь, но, кажется, Кристи скрывает это и от самой себя.
4
– Ну?
– Крис, прости, я неловок. Я не умею ухаживать за девушками.
– Мне нравится, как ты меня назвал. У тебя правда никого не было?
– Не было.
– Ты меня боишься?
– Нет… просто я не ожидал…
– Чего?
– Что ты меня выберешь. Ты такая… свободная. Почему я?
– Ты не понимаешь. По контрасту.
– Что?
– Потому что ты отличаешься от тех, с кем я обычно имею дело, понял?
– Не очень-то весёлая новость.
– Какая есть.
– Мне надо тебя поцеловать?
– Не спеши. Просто смотри на меня. Ну? Что ты скажешь?
– Ты… хорошая.
– Ты в этом уверен?
– Ты самая симпатичная девушка.
– Слабо, слабо. Ещё. Ну?
– Ты милая.
– И только?
– А что я должен сказать?
– Я прекрасна? Я великолепна? Я сексуальна?
– Да, и ты сама это знаешь. Но я…
– В какой степени прекрасна, мой математик?
– Очень. Я кибернетик.
– Хочешь посмотреть, какая у меня грудь?
– Не надо, Кристи.
– А ты потрогай.
– Пойдём завтра в кино?
– Да ты романтик! Потрогай мою кожу. Чувствуешь гладкость? Нежность.
– Крис. Я…
– Пойдём к тебе.
– Крис. Ты восхитительна, но мы почти не знаем друг друга.
– Вот и узнаем.
– Так сразу… Кто же те, другие, от которых я отличаюсь?
– Молчи. Я та-ак хочу.
– Ты… но почему такая яркая, как ты, выбрала меня?
– А тебе не всё ли равно, глупыш?
– Почему, Крис?
– Потому что ты нормальный. Очень нормальный. Не знаю, как объяснить. Я хотела, чтобы у меня был нормальный парень.
– Я не понимаю.
– Что тут непонятного?!
– Ты говоришь это как-то с вызовом, как будто хочешь что-то кому-то доказать.
– Глупости.
– Девушки обычно не обращают на меня внимания.
– Они дуры. Они не разбираются в парнях.
– А ты?
– О, мне пришлось.
– Мне кажется, я для тебя – случайность, Крис.
