Мне очень жаль, что я не могу полюбить Анну. Она хорошая, а я не могу её полюбить. Требовать от неё любви ведь тоже нечестно. Я этого не заслужил. Мне с нею хорошо, но я же прекрасно могу без этого всего обойтись.
Пусть всё идёт как идёт. На большее я не способен. Неужели это правда? Моя жизнь уже схватилась. Иного не будет, не обольщайся. Надо спать. Спи, Хельмут».
Глава 10
Лихорадка
1
Ночью я поглощал Хозяина, выпрастывая культи рецепторов из мякоти камер, подкатывая к другим, не пренебрегая небольшими путешествиями в подмякотных реках, введённых кем-то в узкие русла и оттого таких вязких, густых, кишащих мелкими полусуществами и бессмысленными чешуйками. А Хозяин спал, время от времени вздрагивая всем своим гигантским телом-миром и вытряхивая нас из дальних закутков. Пока мы варились в нём, он отдыхал от нас.
Мои оставленные в пройденных отсеках отростки стремительно вырастали в подобия меня и действовали дерзко и самостоятельно, захватывая всё большие и большие территории Отчётливого Хозяина. Подобий возникло так много, что, теснясь, они начинали толкаться и биться друг с другом за места, близкие к еле тёплым трубопроводам. Они ломали рецепторы друг о друга и пытались не пускать соперников к лакомой мякоти камер. Озверев от этой толкотни, они врезались и вляпывались в любые оболочки и слои Отчётливого без разбора.
Я стыдился их; я чувствовал, что Хозяину вся эта возня тяжела; он колебался и вздрагивал, точно хотел стряхнуть нечто мешавшее ему, но не просыпался.
2
Внутри него было молчание. Мне было понятно, что он не осознаёт, что с ним происходит. А там, внутри, накапливался бунт.
И вот он прорвался. Полусущества и бляшки, увязающие в жидкости трубопроводов, взбрыкнули, повернули вспять, точно им передался дух бесконечной битвы существ за жратву, за жизнь. Вместо того чтобы плыть в привычном потоке, они стали самовольно менять направление, сталкиваться друг с другом и пытались подавить своей крошечной важностью соседних пловцов.
Так поступали все. Стенки трубопроводов вспучивались и втягивались совершенно хаотично. Тщетно я пытался увидеть какой-то порядок, единый ритм этих процессов. Ритма не было. Не было смысла и единой цели.
Я не мог повлиять ни на что, не мог защитить отдыхающего Хозяина, да и сам поддался скорости общего безумия, беспрерывно сбрасывая шевелящиеся от нетерпения рецепторы и регенерируя. Новые, ещё более цепкие, отрастали всё быстрей.
Я почти полностью заменялся с такой частотой, делился и обновлялся, что порой мне казалось, что я уже не просто неустойчивая форма жизни, лишённая полной вещественности, а настоящее существо, имеющее и вес, и важность, и устойчивость признаков, и какие-то виды общего сущего на меня. Общего сверх-сверх-…-сверхгигантского тела-мира. И что я уже не ошибка сущего, не случайность, а его долгожданный житель, спрятанный в глубине тела Гиганта, который так же, как я, прячется в теле другого, немыслимо гигантского тела, которое он называет «Город».
А Город жил и дышал в куда большем мире по имени «планета Земля», и – на плаву, на лету, провалившись в надорванный трубопровод и маневрируя в горячей субстанции между плоскими пластинками, собирающимися группами, – я думал, что и эта «планета», тело-мир, охватывающее все существующие Города, – тоже частица внутри кого-то непредставимо большего.
3
Я хотел быть полноправным жителем своего мира и желал тоже выращивать в себе незаметную для меня мелочь. Как все они. Как существа.
Думая обо всём, я доходил до дерзкой догадки о том, что все мы равно свидетельствуем о глубине миров. Разница между всеми нами лишь в величине.
Я чувствовал: я существую не просто так, без меня сущее было бы неполным, незавершённым, несовершенным. Как бы мы ни страдали от нехватки любви, от нехватки радости или пищи (каждому – своё), но общее, непостижимо огромное сущее не может не быть совершенным, если оно допускает стольких нас к существованию – даже если это существование полу-.
У нас столько возможностей быть сразу! Быть – прежде чем мы это заслужили.
4
А Хозяин мечется. В его теле катаклизмы. Я уже понял, что наши войны причиняют ему боль. Хозяину плохо. Он поднимается (мы все потекли в одном направлении) и тут же падает обратно (нас опять развернуло и отбросило назад). И опять поднимается. Речь его сознания доносится глухо, и – странно – она уже не связана в прочные цепочки, как раньше. В ней теперь туман, в ней разрывы.
«Совещание… нет! Что-то я… не в форме. Горло… где-то был термометр… где? Чёрт… отец… не могу ехать… надо… на час… позвоню Люси… нет… надо проконтролировать… обойдусь без завтрака… кофе… нет, всё-таки совет… рубашка голубая… костюм в полоску… еду… чёрт, зубная паста заканчивается… нет сил… голова просто чугун… выпить обезболивающее… да что со мной?.. Начать с таблетки… так, ещё одна… через полчаса должно стать легче… температура есть, но небольшая… 37,5… насморка нет… вот только горло… с собой пастилки… пораньше закончить… надо поберечь себя… отец подождёт… а как же Анна?.. Она поймёт…»
5
Внутреннюю речь Хозяина разрезает резкий звук. Отчётливый куда-то идёт, что-то трогает, что-то прижимает к себе. И теперь его голос звучит издалека, снаружи:
– Да? Прямо сейчас?! Я не могу. У меня совещание. Через час. Нет, не могу отменить. А что случилось? – Пауза тянулась долго, а потом в голосе Хозяина появились незнакомые мне интонации: – Ладно, пап. Не грусти. Я понял. Я приеду. Как освобожусь. Постараюсь скорей. Да, пап. Подожди немного.
6
Мы покидаем Дом (камеру для гигантской жизни) и отправляемся в Город (наружный мир Гигов). Сегодня Хозяин перемещается не в такси. Обнаруживается, что у него есть своя собственная движущаяся камера для путешествий. И такси, и личная подвижная камера – всё это, как я понимаю, объекты реальности, дополненной Гигами. Это придумали и сделали они, из обломков живого мира. Как – мне ещё предстоит разобраться. Это мёртвые объекты: они не обладают признаками самостоятельной жизни (здесь они схожи с нами, полусуществами) и нуждаются в энергии Гигов для исполнения своего предназначения. Без Гигов они совершенно мертвы и ничего не могут (а мы всё-таки не так).
Судя по вздрагиваниям разветвлённой сети тонких канальцев внутри Хозяина (я засекаю бегущие по канальцам сигналы), Отчётливый выполняет какие-то привычные для него действия (трубопроводы разогреваются совсем немного), желая отдать камере часть своей энергии. Он хочет, чтобы она сдвинулась с места. Вдыхает ли он в эту камеру свою волю? Да. Едет ли она на жизненной силе Отчётливого? Нет, думаю, этой силы не хватит для стремительного перемещения. Как же она едет, если трубопроводы Отчётливого еле теплы? Гиг командует мёртвым объектом, созданным другими Гигами, и подключает к нему силу каких-то других существ. Ему удалось их заставить служить ему. Гиги это умеют. Они могут менять естественный порядок вещей. Они подчинили себе подчинение.
