4
Мне вовсе не хочется поглощать мельчайшие копии тех объектов и существ большого мира, которых хранят камеры Бель. Но их и не съесть. Они не имеют питательного плотного выражения. Они и не жидкие. Может быть, это только очертания, оторванные от других свойств. Они так быстро промелькивают, что я не успеваю их коснуться.
Не знаю, почему я не видел такого в Ма. Может быть, тогда я ещё был слишком голоден, слишком жаден, слишком врезался в сытную мякоть. Она будоражила меня: я думал о питании, забывая обо всём другом. Вернее, ни о чём не думал.
Я тогда ещё не понимал, что, обладая статусом полусущества, я могу долго существовать без еды. Теперь я это точно знаю, как и то, что с каждым новым Хозяином моя тяга к познанию его свойств только увеличивается.
5
Бель состоит из ярких пятен, птиц, травы, крошечных Гигов и другого увиденного.
И ещё ей важны звуки, приходящие извне. Её камеры не запоминают их (в отличие от тела Лыша, я думаю). Бель захвачена музыкой и превращает её в ветер движений (а Лыш… думаю, внутри него музыка непрерывно звучит).
– Такая музыка подойдёт? – спрашивает она у Гигов, которые пришли к ней вечером. Я слышу звонкие и грубоватые голоса; все они свежи и неосторожны. Это молодые Гиги.
Я сейчас не ем Бель. Я сижу у неё в глотке и прислушиваюсь к колебаниям её узкого тела. В горле её разливается кисловатая сладость. Бель покачивается очень плавно. К ритмам её тела примешиваются учащённые ритмы чужих лопастей. Они трогают Бель. Она грустна. Я понимаю: Бель прощается с прежней жизнью. Всем нравится Бель, и она покидает всех.
6
Гром твёрдого и звонкого – чего-то принадлежащего Гигам, из которого они не состоят. Чего-то извне. Под громом мерный глухой шум и звуки заглатывания. Я знаю, как звучит гигантское поглощение пищи. Бель ничего не ест. Тело её совершает повторяющиеся плавные колебания, не имеющие отношения к наращиванию жизни. Она молчит и точно выхвачена из общего гомона.
Раздаются неловкие, скрипловатые голоса:
– Бель, иди ко мне. Посиди со мной.
– Нет, Бель, со мной. Или потанцуем?
– Чёрта с два. Она уже мне обещала.
– Да ладно. Разве тут по записи?
– Ха-ха-ха-ха (скрипящий, скриплый, разваливающийся на части звук).
– Ну и дурацкий у тебя смех, бро.
– Ха-ха-ха (ага, этот звук – «смех»; просто гигантский длинный выдох-выброс неупакованной энергии).
– Не волнуйтесь, дети, её хватит на весь этаж.
– Ха-ха-ха. На всю общагу! Бель, они растащат тебя по кускам.
И совсем другие, невысказанные слова теснятся за этими, легко и глупо вылетевшими из горла псевдохозяек. Они хотят быть как Бель. Они хотят быть Бель.
Гиги иногда хотят отказаться от своей сущности – я пока не знаю, зачем им это.
Бель молчит.
Грубые голоса:
– Чур мне нога. О, божественная нога!
– А мне другая. О, дайте мне эту ногу!
Внешние силы раскачивают тело Бель. Странно, что она не обращает на это внимания. Где она сейчас, в какой реальности? Сдвинутой назад или вперёд? Там, где она говорила с Лышем, или уже там, где никого из этих не будет?
7
Кстати, а где тот угрожавший Лышу Гиг? Я не слышу его отталкивающего голоса.
– Фу! Парни, не надо пошлости, – неестественно-высокие звуки.
– Вы просто ревнуете, девочки.
– Фи, – так звучит неуверенность и неточность.
– фу, – так звучит неуверенность и неправда.
Да, Гиги, похоже, часто говорят совсем не то, что формируется у них внутри. Почему, зачем? Неужели для того, чтобы получить какое-то непонятное преимущество над другими? Но ведь разница в характере звуков всё равно слышна. Ненастоящая речь не связана с телом-миром, его глубиной. Она случайна и будто сразу сама готова разрушиться.
– Бель, не улетай.
А это сказано с грубоватой нежностью.
– Скажи, что передумала. Да?
– Без тебя всё будет не то.
– Не то, Бель.
Эти слова звучат по-настоящему, и Бель наконец нарушает молчание (я вижу всполохи света и мельканье фрагментов гигантских тел – в мгновенья её звуков-выдохов – и вижу, как мои подобия летят к тем фрагментам Гигантов):
– Я очень хочу вырваться отсюда. Всё решено. Ребята, не удерживайте меня.
8
Вечер незаметно переходит в ночь, смех и музыка стихают, Гиги покидают жилище Бель, один за другим. Бель прикладывает к их примятым лицевым покровам раскрывающийся цветок нежности и прощания, мягкий и влажный, внутри которого – её горло, а там – я. Нет, она не любит никого из тех по-настоящему, и, может быть, потому и нет никакого риска для меня выйти за пределы тела Бель и уйти к ним.
Я уже готовлюсь уйти в глубину, как вдруг наступившая тишина полумрака разверзается требовательным глухим звуком. Удары о твёрдое. Бель идёт к стене провожаний.
– Кто там? Кто так поздно?
– Бель, открой!
Это Блэк. В требовательном голосе смесь нежности и угрозы. Я не понимаю, как это возможно. Ведь эти состояния взаимопожирающи.
Нежность Блэка звучит отталкивающе, но она настоящая.
– Впусти, Бель. Ты не можешь просто так уехать.
– Уходи. Мы уже попрощались.
Яростный стук в дверь. Тело Бель сотрясает медленная дрожь.
– Не-ет, малышка! Так просто ты от меня не отвертишься!
Раздаётся невероятно громкий треск (мы с Бель отпрыгиваем) и потом грохот рушащихся миров. Бель едва не проглатывает меня, но я успеваю забуриться в ближайший пузырёк глотки и не вылетаю вместе с её криком:
– Помогите!
9
Испугаться мы успеваем, спастись – нет.
Тяжёлое, тёмное, дикое наваливается на то, что только что было телом Бель и моим миром, а теперь трансформируется во что-то текуче-вязкое, облекающее интенсивное воздействие.
Я не знал, что стремление Гигов по типу «он» к Гигам по типу «она» может быть настолько угрожающим для всех, что похоже на уничтожение. Внутри Бель сотрясаются и погибают от ужаса миры и миры, существа и полусущества, отсветы виденного и отзвуки слышанного. Разве для этого сливаются Гиги? Почему это так раздирающе-убийственно?
10
Трубопроводы Бель разогрелись до невыносимой жары. Исчезли все, кто не обладал плотной сущностью: маленькие Лыши пропали, уменьшенные птицы, запах цветов и травы – всё это перестало чувствоваться. Тело Бель переносит удары чего-то упрямо-упругого внутри себя.
