По факту так не бывает почти никогда.
Выяснять отношения можно только в спокойных тонах. Крики – это всегда перестрелка. Результат – вы наговорите друг другу столько лишнего, что выгрести из этого будет еще сложнее, чем до ссоры.
Желая облегчить груз претензий, навьючите новые. Толку – ноль.
«Любого, кому не терпится купить оружие, нельзя к нему подпускать». Эту фразу я украла из шикарного фильма «Опасная игра Слоун», который повествует о продвижении законопроекта, ограничивающего свободу покупки оружия в США.
Главная мысль: «Если прямо сейчас тебе адски хочется выстрелить, худшее, что ты можешь сделать – выстрелить». Потому что тобой рулит не здравый смысл, а эмоции…
Так просто понять. Так сложно сделать. Промолчать.
В Америке есть такие люди – охотники за торнадо. Они подходят к нему очень близко. Кто ближе, тот молодец. В этом и суть этого смертельно опасного «развлечения». Торнадо может затянуть.
И ссора также – может затянуть. Я хорошо чувствую момент, когда я рядом с ней. Еще шаг – и нырну в бездну. И вот тут…
Знаете, дробовик требует перезарядки после двух выстрелов. Это уравнивает шансы охотника и зверя (дробовик берут с собой на охоту).
Вот в одном шаге от торнадо я говорю себе:
– Не стреляй словами. Перезаряди. Выдохни. Может, вообще не захочется стрелять…
Это отличный совет. У меня почти получается ему следовать на восемнадцатом году брака.
А лучшее, что я сделала во время ссоры, – это в качестве ответного язвительного «удара» приготовила мужу тушеную печенку в сметане. С овощами. Как он любит.
Приготовила и поставила пузатую сковородку, укутанную полотенцем, прямо на стол. Мол, ешь.
Отомстила так отомстила. Помирились тут же. Только когда он пришел извиняться, от него печенкой пахло.
Подержанное небо
Мы с Катей вошли в лифт.
Там стоял врач из скорой: ехал сверху, видимо, от пациента. Он был в синей униформе и с оранжевым чемоданчиком.
– Вы доктор? – поразилась Катя восхищенно, вместо приветствия.
Он улыбнулся и кивнул:
– Здравствуй. Да. Доктор.
– Вы только что спасли человека? – Катя продолжала «интервью».
– Ну, можно и так сказать, – улыбнулся доктор.
– От чего спасли?
– От самого себя, – вздохнул врач.
Катя не поняла, посмотрела на меня, мол, поясни.
– Ну, там кто-то, наверное, знал, что нельзя зимой без шапки гулять, а все равно гулял и заболел. Доктор спас его от гриппа.
– Да. Так почти и было, – кивнул врач.
Мы приехали на первый этаж и гурьбой вышли из подъезда.
Врач резво пошел к машине скорой помощи, в которой его ждал водитель. Мы с дочкой отстали, шли и обсуждали, что доктор – настоящий добрый волшебник, который спасает людей.
А тем временем он оставил чемоданчик в салоне, а потом зашел за машину скорой и… закурил.
Катя сначала восхищенно наблюдала за врачом, а когда он закурил, удивленно посмотрела на меня. Признаться честно, я тоже была озадачена и от растерянности потянула дочку за рукав: «Пойдем».
– Доктор курит?!
Я испытала дежавю. Мой сын, которому сейчас уже одиннадцать, тоже примерно в Катином возрасте усвоил, что курение вредно.
Мои родители (оба) много и сильно курили. Я их не осуждаю: они закурили, когда без вести пропал их сын, мой брат. Курение помогало им не сойти с ума, поэтому они курили очень часто.
Я с тринадцати лет – адский пассивный курильщик. Потому что открытая форточка на кухне никак не справлялась с ролью вытяжки.
В квартире всегда тяжело пахло сигаретами, но я этого не замечала. Я жила в этом дыму, дышала им и путала его с воздухом.
А потом я вышла замуж и переехала к мужу. Приезжая к родителям в гости, прямо задыхалась, кашляла, постоянно вытирала слезящиеся глаза и не могла поверить, что раньше совершенно спокойно дышала там.
Сын рос, видел, что бабушка и дедушка курят. Мне приходилось комментировать, почему это плохо, вредно и даже смертельно опасно.
А потом моих родителей не стало.
– Они умерли из-за того, что курили? – спросил сын.
– Не только. Все гораздо сложнее. У каждого из них было много диагнозов. Но курение явно не сделало их здоровее, – обтекаемо ответила я.
НЕ ВАЖНО, ЧТО ВЫ СКАЗАЛИ. ВАЖНО, КАК ВАС ПОНЯЛИ.
Сын услышал: «Да, из-за курения». И испугался.
Сын усвоил, что курение – это растянутая во времени смерть. Настолько усвоил, что однажды мы с ним стояли на остановке, и там, недалеко, закурил мужчина, а сын спросил:
– Мам, может, мы ему скажем?
– Что скажем?
– Что курить – это опасно.
– Он знает.
– Знает и все равно курит?
Сын не понимает, как такое может быть. Что-то вредное можно пробовать только по незнанию, а вот так, осознанно – не-е-ет. Ну кто же съест ядовитый мухомор, зная, что он может убить?
Я выросла в сигаретном дыму. Я умею им дышать. Я знаю, что у курения всегда есть причина.
Моя подруга, когда выходит покурить, говорит волшебную фразу: «Подержи небо, я покурю».
Я держу небо, потому что перекур – это отдых от эмоций. Можно побыть слабой целую минуту, бросить небо, поплакать в себя, восстановить гармонию.
А потом она бросила курить. Резко и беспричинно. Ну, точнее, молодец, что бросила – причина бросить курение есть всегда.
– Теперь сама держишь свое небо?
– Закоптила я свое подержанное небо, и оно попросило пощады, – засмеялась она.
У нее была гипотеза, что каждому человеку отведено свое количество сигарет, и, если выкурить свой лимит, однажды наступит день, когда ты больше не захочешь курить.
И у нее такой день наступил. Поэтому она – все.
Но в тот же день другой мой знакомый, которому под семьдесят, вдруг закурил. Просто пошел в магазин и вместе с продуктами купил сигарет.
Я спросила удивленно:
– А зачем вам это?
А он ответил:
– Я всю жизнь хотел, но боялся смерти. А теперь можно. Мне скоро семьдесят. Последствия не наступят – просто не успеют. Я умру раньше.
Во дает.
Я тащила Катю за руку, подальше от курящего врача.
– Разве волшебники курят? – удивлялась дочка. – Курить плохо, а доктор – хороший.
Я поняла, что придется что-то объяснять ей, присела рядом с дочкой, посмотрела ей в глаза:
