– Тась, это все имбирь. Я потерла его прямо в термос, потому что ты сказала, что ноги промочила.
– Тем более. Ты могла бы спать, но ты стояла и ночью терла имбирь в мой чай. Ради меня никто и никогда… – у Таси задрожал голос.
– Ой, ну тоже мне подвиг. Хуже было бы, если бы я после твоего звонка, что мама в Склифе, спокойно заснула бы.
– Ты еще носки привезла и валенки.
– На твой размер ноги, знаешь ли…
– Да, и мы сидели на подоконнике с этим чаем. Молчали. И я такая в валенках…
Мы засмеялись.
В конце концов там, где нет пляжа, можно его образовать, а там, где нет улыбки, – ну вы поняли…
ДРУЖБА – ЭТО… ОЧЕНЬ ТОНКИЕ БЛИНЧИКИ. И ЧАЙ С ИМБИРЕМ В ТЕРМОСЕ. И ЗНАНИЕ, ЧТО НА ЭТОМ ГЛОБУСЕ ЕСТЬ ЛЮДИ, КОТОРЫМ НЕ ПЛЕВАТЬ, КАК ТЫ СЕБЯ ЧУВСТВУЕШЬ.
Мои друзья – мои витамины. Принимаю их круглогодично. Спасает от всего.
Пулянож
Моя новая знакомая полезла в сумку за салфетками и достала… нож.
Ой, что-то я не с начала.
На билете было написано: «Дети участвуют в спектакле без родителей».
Я прочла и, если честно, обрадовалась: смогу поработать часок, пока жду дочку из театра.
– Кать, взрослых туда не пустят, но я подожду тебя за дверью. Не бойся, – предупредила я ее.
– Хорошо, – кивнула Катя.
Мне важно не врать ребенку. То есть сказала «подожду» – значит подожду.
Я сама – ребенок, травмированный невыполненными обещаниями родителей. Они могли пообещать приехать – и не приехать. Пообещать забрать – и не забрать.
Я знаю, как это больно, и делаю все, чтобы моим детям хотя бы в данном вопросе было не больно.
Мы застряли в пробке и прибежали в театр за пять минут до начала. Он был расположен в подвальном помещении. Мы с Катей спустились вниз, я ее быстро переодела в нарядное, туфельки, ободок – все, иди, готова!
– Я тут жду, – крикнула я, когда аниматор в костюме ежика уводил мою дочь в зал.
– Тут нельзя ждать, – пояснил администратор. – Подождите на улице, мы позовем, когда закончится. Спектакль на час.
– Почему нельзя?
– Ну вы же видите, что тут места нет, нам протереть полы надо, проветрить. Родители всегда ждут наверху.
Я, растерянно оглядываясь, пошла наверх.
– Ну, ты идешь? – спросила меня в дверях незнакомая женщина в серой шапке.
– Э-э-э… – растерялась я и обернулась даже: может, она не мне?
Но нет, оказывается, мне.
– Ну ты же будешь ждать ребенка час? Там внизу нельзя, а здесь наверху – холодно. Вон кофейня, пойдем туда. Все уже пошли, я сказала, что подожду тебя.
Она вела себя со мной как закадычная подруга, хотя и близко ею не являлась: я видела ее впервые.
Совершенно неожиданно для себя я взяла – и подчинилась.
У МЕНЯ ВООБЩЕ СЕЙЧАС СТРАННЫЙ ПЕРИОД – ИМПУЛЬСИВНЫЙ. ЕСЛИ Я ИДУ ПРЯМО, И ВДРУГ МНЕ КАЖЕТСЯ, ЧТО ЛУЧШЕ СВЕРНУТЬ, ТО БЕРУ И СВОРАЧИВАЮ. НЕЛОГИЧНО И БЕСПРИЧИННО.
– Ты куда? – удивляется муж, который шел рядом и не понял смены маршрута.
– Так лучше, – поясняю я.
– Кто сказал? – не понимает муж: его навигатор говорит ему что-то другое.
– Интуиция.
Вот и тут интуиция подсказала: не спорь, иди.
Я покорно пошла за серой шапкой. Мы вошли в кофейню, сели за столик. Столики были крошечные, рассчитанные на двоих, поэтому мы все вынужденно поделились на пары.
Мы с этой женщиной в шапке сели за тот, что у окна.
Я переживала, что ушла из театра. Недалеко, но ушла. Просто у нас, у родителей, не взяли телефоны, и если вдруг что-то случится, то непонятно, как они будут решать проблему.
Но фойе там и правда крошечное, ждать просто негде. А на улице мороз.
– У меня шесть детей. Своих трое и приемные, – представилась женщина.
– Ого, да вы герой нашего времени.
– Ага. И я спокойна. А ты – психуешь.
Это прозвучало как упрек. Мол, у меня шестеро детей, они сейчас на спектакле, а я хочу спокойно попить кофе, без кислых мин.
Мне не хотелось оправдываться. Хотя я вполне могла бы объяснить ей, что мне важно держать слово, что у моей Кати особенный слух, и, в конце концов, мало ли что может случиться: ей же всего пять.
Я решила пропустить шпильку мимо ушей.
– А у вас все дети сейчас на спектакле?
– Нет. Они – кто где. Один даже в больнице сейчас, гипс снимают ему. На спектакле одна только. Но я абсолютно спокойна.
– Ясно.
Нам принесли кофе.
Моя новая знакомая полезла в сумку за салфетками и достала… нож. Обычный такой, кухонный нож.
Я обомлела. Подумала: только я могу сидеть себе, попивать кофе с незнакомой женщиной, у которой нож за пазухой.
– Как вас зовут? – спросила я, изображая индифферентность.
– Антонина.
– Антонина, зачем вам нож?
– Так у меня дети.
– Ну, у меня тоже. У всех тут дети. А нож только у вас.
– Ну, порезать бутерброд, например. Колбасу батоном покупать дешевле, чем в нарезке. Хлеб. Да и вообще, нож – это не оружие, а защита.
– А. Ясно, – выдохнула я.
У меня зазвонил телефон. Потом звонок сбросили, я не успела взять трубку.
Так бывает часто: звонят телефонные мошенники или спам. Но в тот раз я занервничала, что это из театра. Мало ли, может, мой номер как-то по номеру билета восстановили. Надеюсь, там все нормально…
Я все время поправляла прядь волос, кусала губу, теребила кольцо. Моя невербалика выдавала меня с потрохами.
– Ну вот что ты так нервничаешь? – спросила Антонина.
Мне захотелось защитить свое право нервничать:
– Я ушла, а у меня там остался ребенок, а он особенный…
Я запнулась и смутилась. Много лет назад я сама с собой договорилась, что не буду говорить о розовой справке дочери, если не спросят. То есть тайну из этого не делаю, но и не выпячиваю. Как говорит один мой знакомый со второй группой инвалидности: «Это совсем не то, что важно написать на моей визитке».
А тут вдруг раз – и на первых минутах знакомства выдала такое.
– Ну и что, – Антонина пожала плечами. – У моей дочки тоже особенность. Эпилепсия.
– Ого! А у тебя взяли номер телефона там, в театре?
– Нет.
– И ты спокойна? А как же они свяжутся с тобой, если что… приступ, например, прости, что я так, в лоб… – я правда поражалась ее спокойствию.
