Для первой брачной ночи они сняли номер в отеле, и пока жена была в ванной, Роберт решил открыть бутылку шампанского. Он зажал ее между ног и неловко покрутил пробку. В итоге пробка от шампанского неудачно выстрелила ему в глаз.
Вместо брачной ночи они поехали в травмпункт, потому что Роберт часто моргал, и у него из глаза шла кровь. В итоге потом с глазом все обошлось, зажило, слава Богу.
Их брак был счастливым, они нарожали детей, и однажды ехали по шоссе всей огромной своей семьей, и вдруг начался дождь.
Роберт смотрел, как дворники не справляются с дождевой водой на лобовом стекле. Он задумался, что вот сейчас дождь сильный, и дворники должны работать часто, а потом он ослабнет и достаточно будет раз в минуту смахнуть капли.
Кернс вспомнил про свой глаз и подумал, что дворники могут работать, как глазное веко: в обычном состоянии мы моргаем каждые 4–5 секунд, а если пораним глаз, то станем моргать часто-часто, ибо веко таким образом защищает глаз.
Роберт Кернс поймал проблеск гениальности и… изобрел прерывистые дворники, которые потом, годы спустя, стояли на миллионах автомобилей.
Кернс запатентовал идею и захотел сотрудничать с большой автомобильной корпорацией по внедрению в жизнь его дворников. Но корпорация украла изобретение Кернса и внедрила его идею на автомобили без его участия. Это было ужасно обидно.
Кернс не побоялся и подал в суд на огромную корпорацию. И все считали это дело абсолютно для него безнадежным. У корпорации были деньги, юристы, силы, люди – все, а у Кернса – только вера в справедливость.
Тот судебный процесс длился много лет, был ужасно трудоемким и отнял у Кернса много нервов, времени и сил.
Многие, включая его друзей, говорили ему: «Слушай, это же просто дворники – забей, а?» А он отвечал: «Это для вас просто дворники, а для меня – Мона Лиза».
И вот в суде случился интереснейший момент. Свидетель со стороны корпорации, знаменитый инженер, показал схему самого изобретения: транзистор, резистор, конденсатор. Это самые базовые приборы в электронике. Корпорация решила построить свою защиту на мысли, что изобретение Кернса – это и не изобретение вовсе.
– Разве он изобрел резистор?
– Нет.
– Тогда, может, он изобрел транзистор?
– Нет.
– Тогда, может, он изобрел конденсатор?
– Нет.
– Так что такого он изобрел? Он всего лишь соединил эти приборы в определенном порядке.
Всего лишь.
И тогда Кернс вышел на середину судебного зала и говорит:
– У меня в руках книга Чарльза Диккенса «Повесть о двух городах». Вы читали? Нет? Позвольте я прочту вам буквально первое предложение: «Это было самое прекрасное время, это было самое злосчастное время». Как вы думаете, слово «это» изобрел Чарльз Диккенс? А слово «было»? А слово «самое», «прекрасное», «время», в конце концов. Все эти слова изобрел не Диккенс, а что же сделал величайший писатель? Просто расставил их в определенном порядке…
И я вдруг поняла, что имею право отменить эти «правильные» правки лишь на том основании, что они превращают мой текст в чужой.
Я не претендую на гениальность своих текстов, лишь на их индивидуальность.
Мой текст – он вот такой. Нелепый, хромой, неидеальный. Просто мысль, пойманная за хвост – ну-ка иди сюда! Но зато именно эта последовательность слов делает мой текст уникально моим, единственным и неповторимым, хоть и состоит он из общеупотребимых слов.
ВСЕ ИЗОБРЕТЕНИЯ – ЭТО ЧТО-ТО НОВОЕ, ПРИДУМАННОЕ ИЗ СТАРОГО И ДАВНО ИЗВЕСТНОГО. НАДО ТОЛЬКО ВЫСТРОИТЬ ДЛЯ ЭТОГО НОВУЮ ПОСЛЕДОВАТЕЛЬНОСТЬ.
Роберт Кернс, кстати, выиграл тот суд.
Наши предки много веков назад сидели у костра. Было страшно и темно вокруг, а у костра – теплее и как-то спокойнее.
Кто-то из них, наверное, взял и рассказал историю, какую-то простую, совершенно примитивную историю. Историю, с которой было не так страшно проживать темную ночь.
Наверное, у того костра и зародилась литература.
Я не знаю, как тот предок расположил слова, но что-то мистическое в этом точно есть: с историями и правда становится нестрашно. Они согревают, спасают и объединяют.
Спасибо всем, кто любит слушать истории именно в моем исполнении, что подсели к моему костру…
Кинцуги
Раздышать. Это глагол из лексикона неонатологов. Неонатологи – врачи для новорожденных.
Бывают новорожденные, которые родились в срок, и это счастье. А бывают те, кто родился гораздо раньше срока, и это, конечно, тоже счастье, но за полноценную жизнь которого еще нужно побороться. Так вот, «раздышать».
Этот глагол уместен, если речь идет о ребенке, родившемся сильно раньше срока. Иногда у таких малышей еще не окончательно сформированы легкие, и поэтому они пока не могут дышать сами.
Выхаживание начинается, как правило, с детской реанимации, где малыш лежит в специальном кувезе.
Кувез – это закрытый прозрачный колпак с четырьмя отверстиями для медицинских манипуляций. В нем есть аппарат искусственной вентиляции легких и все необходимое, чтобы малыш научился дышать сам.
Аня родила своего Сережу на тридцать второй неделе. Это гораздо раньше положенного срока, но сейчас научились выхаживать младенцев и гораздо более крошечных.
Аню успокаивала эта мысль, пока ее сын долго лежал в реанимации.
За три дня до преждевременных родов Анин муж отдал их машину в автосервис – «подшаманить». Думал, на пару часов, но ее долго – несколько дней – не отдавали обратно.
И муж сказал:
– Это плохой знак: значит, нашли что-то серьезное и не могут починить.
– Почему плохой знак? – возразила Аня. – Наоборот, хорошо: значит, нашли что-то и починят. Хуже было бы, если б не нашли.
Почему-то Аня постоянно вспоминала этот диалог, когда лежала в своей палате после родов.
У нее была образцовая беременность: легкая, беспроблемная, счастливая. Ни токсикоза, ни одного патологичного анализа, узи и скрининги – все идеально. Незадолго до родов она прошла полное обследование, которое тоже показало, что все отлично.
А потом вдруг – внезапные роды. Отслойка плаценты. Почему?
Аня все время думала: «Почему врачи не заметили проблемы, не нашли и не… починили? Может, невнимательно, быстро смотрели? Нужно было подольше».
Врачи убеждали, что предусмотреть такое развитие событий было просто невозможно.
– Это как… стихийное бедствие! – сказали ей.
Аня слушала и молчала. Ну вот снежную лавину, например, можно предсказать. И извержение вулкана – тоже. И наводнение… можно.
Ане очень сложно было тащить этот груз ответственности на себе: она просто решительно не понимала, что сделала не так, где ошиблась – и почему цена за эту ошибку столь высока.
