Это было странно и жутко притягательно: пролистывая галерею, я удивлялась тому, насколько красивой и женственной могу быть. Зернистые снимки, полумрак комнаты, тени в тех местах, которые обычно скрываются от чужого взгляда – такой я была сегодня для Николая.
И теперь, цепляясь взглядом за отдельные фразы, снова переживала то чувство, что испытала парой часов раньше.
«Я с ума схожу от твоих ключиц»
От его сообщений с ума сходила и я.
Становилось абсолютно не важно, что еще пару недель назад я не знала о нем ровно ничего; впрочем, и сейчас, не смотря на возникшую близость, Пудовиков оставался для меня полной загадкой, но это лишь добавляла происходящему безумства.
Нас просто манило друг к другу с неистовой силой, и в голову лезла романтическая чепуха, в которую я окуналась с готовностью пионерки.
Колиных снимков в телефоне оказалось не меньше моих: не таких откровенных, но достаточных для того, чтобы я зависала над каждым изображением в паузах между нашими сообщениями. Увеличивала в размере и вглядывалась в каждую деталь, вбивая в память его портрет, отпечатывая где-то глубоко в подкорке.
«Еще немного, и я взорвусь»
Воображение дорисовывало то, что мы не произносили вслух и не писали друг другу. Под утро мы прощание затянулось на сорок минут. Я была не в силах отложить в сторону телефон, тоже самое происходило и с ним, и когда буквы стали сливаться в нечитаемый текст, в ход пошли голосовые сообщения.
С его-то голосом, - бархатным! - с интонациями, проникающими глубоко под кожу, это оказалось еще горячее полуобнаженных снимков и сообщений с намеками.
Всего пара фраз, но этого оказалось достаточно, чтобы потерять остатки сна.
«Спокойной ночи», - последнее из наших сообщений, написанных в шесть утра. Спать ложиться уже поздно, и если я не хочу опоздать на работу, то пора вставать и собираться.
Я закрыла глаза и подумала: а что, если прогулять?
Один-единственный день остаться наедине с собственными мыслями. Притвориться больной – чего я, собственно, никогда не делала, из-за повышенной ответственности и честности.
Но если откровенно, то сегодня я никакой работник. Внутри меня зашкаливали эндорфины, заставляя улыбаться без остановки, и блаженное выражение не желало сходить с лица.
На то, чтобы решиться, потребовалось не так много сил.
Ночью я побыла в роли плохой девочки, поэтому с легкостью набрала сообщение Розе о том, что чувствую себя неважно.
Ее не было в онлайне, и я быстро вышла из мессенджера, пока она не начала требовать от меня немедленного ответа на вчерашний вопрос.
После произошедшего я точно не смогу сделать ничего плохого Коле, но начальнице об этом знать совсем не обязательно.
Распахнув окно и еще раз убедившись, что дверь в комнату все еще закрыта от брата, я снова нырнула в кровать, блаженно вытягиваясь.
Казалось, что сна нет ни в одном глазу, но стоило мне только прикрыть глаза, как я провалилась в глубокий сон.
Встала я в три, в приподнятом настроении и выспавшейся.
Когда я испытывала подобное чувство? Лет в десять, по выходным, когда можно было натолкнуться на утренние мультики, лежать в кровати и до обеда не чистить зубы и не расчёсывать лохматые волосы, выбившиеся из туго сплетенной косы?
Первым делом я сразу протянула руку к телефону: столько сообщений, столько пропущенных, но разбираться в них я не стала, выделяя только одного абонента. Остальные все подождут, за один день мир без меня не перевернется, не встанет с ног на голову.
«Как спалось, Маша?»
И еще через полчаса:
«Надеюсь, ты не решила сбежать от меня в другую страну после всего, что было у нас ночью»
Два сообщения, заставивших губы снова растянуться в глупой улыбке.
«Я прогуляла работу и выспалась»
«Ты понимаешь, что я теперь должен тебя наказать, как начальник?»
Пока я раздумывала, что ответить, Коля позвонил сам:
- И я уже придумал наказание, - произнес своим фирменным голосом, от которого я готова была распасться на атомы.
- И какое же?
- Скоро узнаешь, - пообещал он, - маленькая прогульщица. Ты сейчас дома?
- Да, пытаюсь выбраться из своей постели и пойти завтракать.
- Ты заставляешь меня завидовать. Я спал сегодня минут сорок, чтобы успеть все свои дела.
- И много их еще осталось? – с надеждой в голосе поинтересовалась я, наматывая на палец волосы.
- Последнее, но самое важное.
- А потом - домой?
- Как только, так сразу, - расплывчато ответил Коля, заставляя меня грустно вздыхать.
- Столько слов и никакой конкретики.
- Этим грешна вся наша жизнь. До встречи, Маша.
- До встречи, - ответила я.
Остаток дня я позволила себе окунуться в состоянии влюбленной дурочки, не выпуская из рук мобильник.
Пока умывалась, пока расчесывала волосы, пока готовила – постоянно возвращалась к ночной переписке. Колю сообщениями тревожить я не стала, надеясь, что так он сможет быстрее закончить свои дела, но это не мешало рассматривать его фото и перечитывать бесконечную ленту переписки заново.
Резкий звонок в дверь заставил отбросить от неожиданности телефон в сторону. За ночной эйфорией я совершенно забыла о том, что теперь со мной живет брат, а его появление в моей жизни чаще всего несет за собой один негатив.
К двери я подходила, подсознательно ожидая неприятностей. Мелькнула трусливая мысль изобразить, что дома никого, но телевизор, вещавший из комнаты, наверняка выдал присутствие хозяев.
Заглянув осторожно в глазок, я смогла разглядеть только высокий силуэт звонившего. Дневной свет в закуток между квартирами почти не доходил, и без лампочки увидеть лицо нежданного гостя было абсолютно нереальной задачей.
Набравшись решительности, я все-таки повернула замок и замерла.
Опираясь рукой о дверной косяк, напротив возвышался Коля. В темно-синих джинсах, белой футболке, он изучал мое лицо, низко опустив голову.
- Откуда ты? – только и смогла выдавить я, пытаясь прийти в себя.
- Не выдержал, - произнес он, и его темные глаза добавили к сказанному еще несколько градусов напряжения.
А я пялилась на него, переступая босыми ногами, вспоминая, как только что приятно сжималось внизу живота от сообщений, присланных Пудовиковым.
И сейчас, когда он стоял так близко-близко, по-настоящему, не виртуально, когда между нами снова не тысяча километров, а жалкие десять сантиметров, его аромат проникал глубоко в легкие, опутывая и дурманя.