Около полуночи ненадолго заскочил Джефф – сказать Мэтту, что
стрелявшего в Офелию наконец задержали. Пип еще спала, поэтому им пришлось
шептаться. Джефф был рад, что ублюдка поймали. Они с Бобом и Милли уже побывали
на опознании. Причем взяли его всего в трех кварталах от того места, где все
случилось, застукав за передачей наркотиков. Пистолет он все еще держал при
себе. На следующий день должно состояться еще одно опознание, но уже сейчас ни
у кого нет ни малейших сомнений, что это тот самый тип. Впереди его ждал долгий
срок, тем более что его «послужной список», как оказалось, был длиной в милю.
Новости, конечно, хорошие, жаль только, что для лежавшей в соседней палате
Офелии это не имело никакого значения. Жизнь ее все еще висела на волоске.
Но когда на следующее утро их провели к ней, Офелия уже
улыбалась, а потом спросила, когда ее заберут домой. Теперь ее положение
оценивалось не как критическое, а всего лишь как тяжелое, и врач, наблюдавший
за ней, порадовал их, сообщив, что держится она молодцом. У Мэтта с Пип словно
гора свалилась с плеч, особенно когда Офелия велела им отправляться домой и
хоть немного поспать. Она была еще бледна, но мысли у нее уже не путались, и от
болей она страдала теперь не так сильно, как раньше. Мэтт дал ей слово, что
сейчас же отвезет Пип домой. Но они поклялись, что к вечеру непременно
вернутся.
Выйдя из палаты, Пип бросила на Мэтта заговорщический
взгляд, а потом с невинным видом поинтересовалась, не пришло ли время
поговорить с Офелией на ту тему, которую они обсуждали накануне.
– Что – прямо сейчас?! – опешил Мэтт. – Может,
подождем хоть пару недель, пока она оправится? Они так накачали ее таблетками,
что она, боюсь, и не поймет толком, чего я от нее хочу.
– Может, оно и к лучшему? – мудро заметила Пип,
твердо решившая, что для благородной цели все средства хороши.
Они переглянулись. Мэтт тут же сообразил, что она имеет в
виду, и от души расхохотался.
– Уж не считаешь ли ты, случайно, что если твоя мать и
даст согласие выйти за меня, так только под наркозом? – шутливо подмигнул
он.
Первый раз с того самого дня, как им сказали о несчастье,
они смеялись. И все же он очень боялся за Офелию.
– Ну, если это поможет… почему бы и нет? –
хмыкнула Пип. – Ты же знаешь, какая она упрямая! И слышать не хочет, чтобы
снова выйти замуж. Я точно знаю, она сама мне говорила.
– Ну, я, во всяком случае, не стал бы ее винить за
отказ. А это чего-нибудь да стоит, не так ли? – с угрюмой усмешкой спросил
Мэтт.
– Да уж, точно, – кивнула Пип, и они снова
рассмеялись.
Они вернулись домой, и Мусс чуть с ума не сошел от радости,
увидев их на пороге. Бедный пес никак не мог взять в толк, почему его бросили
на целый день. Мэтт на скорую руку приготовил поесть, а потом прилег отдохнуть.
В конце концов, он уже две ночи не спал. А Пип, пребывая в великолепном
настроении, вихрем носилась по всему дому. Слава Богу, Мэтт тут, и к тому же он
дал слово, что не уедет, пока не вернется Офелия!
Они возвратились в госпиталь немного позже, чем собирались,
и узнали, что Офелия плохо спала ночь. Сестра, впрочем, сказала, что это
неудивительно, учитывая, какую тяжелую операцию ей пришлось перенести. Офелия
страдала от сильной боли, поэтому ее опять накачали морфином. И все же ее
состояние медленно, но верно улучшалось. Их уверяли, что выздоровление идет
вперед семимильными шагами, на такое даже никто и не рассчитывал, и обрадованный
Мэтт решил отвезти Пип домой. Он откровенно соблазнял ее возможностью провести
ночь в своей постели, и в конце концов малышка неохотно согласилась. Она
осторожно поцеловала мать перед уходом, но одурманенная Офелия уже крепко
спала.
В этот вечер они вернулись домой, когда еще не было девяти.
Не прошло и получаса, как оба спали мертвым сном: Пип в своей постели, а Мэтт –
в спальне Офелии.
Проснулись оба только утром и, позавтракав на скорую руку,
помчались в госпиталь. Их впустили без каких-либо возражений, а увидев Офелию,
Пип с Мэттом едва не запрыгали от радости. На щеках ее появился слабый румянец,
а надоевшую ей до смерти трубку, которая торчала у нее из носа, наконец убрали.
Состояние ее оценивалось как стабильное. Но самое главное – всем недовольная
Офелия уже ныла и жаловалась, а это, как сказала сестра, верный признак
выздоровления. Увидев на пороге дочь за руку с Мэттом, Офелия просияла от
радости.
– Эй вы, парочка, что поделывали? – ворчливо
спросила она так, словно укрылась в госпитале, чтобы отдохнуть. Ее посетители
только радостно заулыбались.
– Знаешь, мам, он приготовил на завтрак французские
тосты, – захлебываясь, сообщила Пип. – И клянется, что умеет печь
булочки.
– Здорово! Не забудьте мне принести, – велела
Офелия.
Но они все трое знали, что ей еще много времени придется
провести на жесткой диете. Внезапно лицо ее стало серьезным.
– Спасибо, что позаботился о Пип, – повернувшись к
Мэтту, прошептала она. Ей некого было больше просить – у нее остался только
один Мэтт. Родственников у нее не было, друзей – благодаря Теду – тоже не
осталось. – Прости меня. Ты оказался прав. Я сама виновата во всем. –
Губы у нее задрожали – все-таки она очень любила свою работу.
– Не буду повторять: «Я же тебе говорил!» Между прочим,
твой Джефф сказал, что больше добровольцев на такую работу брать не будут. И
по-моему, правильно. Идея с добровольцами, конечно, замечательная. Но слишком
уж опасно.
– Знаю. Сама виновата. Самое интересное, что я ничего
не помню – так, какой-то удар… и все.
Они еще поговорили немного о всяких пустяках. А потом Пип,
кинув на Мэтта многозначительный взгляд, ткнула его в бок. Ему с трудом удалось
сохранить невозмутимый вид.
За ленчем она опять вцепилась в него бульдожьей хваткой.
– Ну не мог же я спросить ее, пока ты рядом! – прошипел
он.
– Только ты не затягивай с этим делом! – грозно
сказала Пип, и Мэтт опять с трудом удержался от смеха.
– Почему? Она же никуда не денется! К чему такая
спешка?
– Хочу, чтобы вы поскорее поженились, – с
капризным видом заявила Пип.
– А если твоя мама откажется?
– Ну… тогда придется мне самой выйти за тебя замуж,
хотя ты и старый. Господи… ну сколько можно тянуть кота за хвост?! –
возмутилась она.
В следующий раз в палату к Офелии Мэтт вошел уже один. Пип,
смерив его разъяренным взглядом, буквально затолкала его туда.
– Я ничего не обещаю, слышишь? – упирался
он. – Посмотрим, как она себя чувствует, а там уже будем решать.
Но втайне Мэтт был согласен с Пип. Конечно, ему совсем не
хотелось давить на Офелию. И потом он привык больше доверять собственной
интуиции, а не детским прихотям, хотя уже не раз имел случай убедиться, что у
Пип светлая голова, а ее внутреннему чутью может позавидовать любой взрослый.
Мэтт успел полюбить Пип всем сердцем – ничуть не меньше, чем. она его.
