– Он такой очаровательный… ты просто
счастливица, – с невольной завистью проговорила она.
В присутствии ребенка она чувствовала себя почти счастливой.
Он был живым свидетельством того, что жизнь продолжается и в мире есть место
любви и надеждам, а не только разочарованию и горю. Случилось так, что жизнь
Андреа вдруг стала полной противоположностью ее собственной. А самой Офелии все
чаще казалось, что ее жизнь разрушена навсегда.
– А ты как? Тебе тут нравится? Как ты себя
чувствуешь? – Андреа вдруг охватила тревога – та самая, что не давала ей
покоя все последние девять месяцев.
Удобно вытянув длинные ноги, она откинулась на спинку дивана
и с удовлетворенным вздохом прижала малыша к груди, ничуть не стесняясь своей
наготы. Материнство наполняло ее гордостью. Андреа обладала очень
привлекательной внешностью, а живые темные глаза и густые темно-каштановые
волосы, небрежно стянутые на затылке шнурком, делали ее моложе. Деловые костюмы
остались в далеком прошлом. Сейчас на ней был кокетливый розовый топик и белые
шорты. В туфлях на высоких каблуках она становилась ростом чуть ли не шести
футов и производила потрясающее впечатление. Но кроме роста, Андреа обладала
еще неотразимой чувственной притягательностью, не заметить которую мог бы
только слепой.
– Получше, – не сразу ответила Офелия.
Ей не хотелось кривить душой, хотя в какой-то степени она
действительно говорила правду. Сейчас по крайней мере она жила в доме, с
которым ее не связывали мучительные воспоминания, кроме тех, что она привезла с
собой.
– Иной раз мне кажется, что эти групповые занятия
только сыплют соль на раны, но иногда… иногда мне становится легче. А вообще
говоря, я и сама не знаю.
– Жизнь – штука сложная, она как салат, в котором всего
понемногу. По крайней мере теперь вокруг тебя люди, которым довелось испытать
то же, что и тебе. В отличие от нас им куда легче понять, что ты пережила.
Слова Андреа словно пролили бальзам на душу Офелии. Ей
мучительно было слышать, если кто-то сочувственно говорил, что понимает, как ей
тяжело. Но как они могли понимать?! А вот Андреа она верила.
– Надеюсь, ты никогда и не поймешь. – Офелия
печально улыбнулась, глядя, как Андреа приложила малыша к другой груди. Он все
еще жадно сосал, но она знала, что не пройдет и нескольких минут, как он,
наевшись до отвала, крепко уснет. – Знаешь, мне так жалко Пип. Как будто
нас с ней несет течением, а куда – не знаю.
И ей самой уже не выплыть, добавила про себя Офелия. Она
никогда не сможет этого сделать, да если честно, то и не хочет.
– Знаешь, мне кажется, несмотря ни на что, она неплохо
держится. Пройдет немного времени, и все опять будет как раньше. Она храбрая
девочка, а ведь ей тоже пришлось нелегко, как и тебе.
Из-за болезни Чеда последние несколько лет выдались тяжелыми
для всей семьи. А Тед со своими вечными придирками и раздражительностью только
усугублял положение. Но несмотря ни на что, Пип умудрялась сохранять
жизнелюбие. Офелия тоже старалась не падать духом. Офелия была стержнем, на
котором держалась вся семья. Но так продолжалось до того рокового октября.
Правда, Андреа нисколько не сомневалась, что в один прекрасный день Офелия
сможет снова стать собой. А пока она намерена сделать все, что в ее силах,
чтобы помочь подруге преодолеть сложное время.
Они дружили вот уже без малого два десятка лет. Когда-то
давно встретившись в гостях у общих друзей, Андреа с Офелией сразу прониклись
симпатией друг к другу, что выглядело достаточно странно, потому что они были
очень разные. Но может быть, именно благодаря этому их и тянуло друг к другу.
Тихая, мягкая и женственная Офелия была полной противоположностью вспыльчивой и
напористой Андреа с ее чисто мужскими взглядами на жизнь. Ко всему прочему
Андреа отличалась редкой сексуальностью, вплоть до того, что это порой
граничило с неразборчивостью. Но ни один мужчина не мог бы похвастаться, что
она пляшет под его дудку.
Бесконечно женственная Офелия, с ее европейскими взглядами и
принципами, с самого начала супружеской жизни полностью подчинила себя мужу и
нисколько не страдала от этого. Андреа же вечно подталкивала ее к
независимости, твердя, что теперь она как-никак американка. Обе они любили
музыку, живопись, обожали театр. Раз или два они даже летали в Нью-Йорк на
какую-то нашумевшую премьеру. Андреа провела год во Франции.
Как ни странно, они с Тедом на удивление хорошо ладили.
Андреа вошла в их семью так, словно знала их обоих с детства, – довольно
редкий и счастливый случай, где все трое были одинаково привязаны друг к другу.
Андреа закончила юридический колледж в Стэнфорде, потом переехала в Калифорнию,
решив обосноваться тут надолго. Ее угнетала даже сама мысль о том, чтобы снова
вернуться в Бостон, откуда она была родом, с его снежными зимами и промозглыми
холодами. Она осела в Калифорнии года за три до того, как сюда же приехали Тед
с Офелией, и нисколько не сомневалась, что ее место здесь. Когда-то в юности
она увлекалась физикой, что еще больше сблизило их с Тедом, который мог часами
обсуждать с ней свои новые проекты. Андреа разбиралась в них куда лучше, чем
Офелия, но та нисколько не ревновала, а скорее гордилась подругой. Даже Тед при
всем своем нелегком характере в конце концов был вынужден признать, что Андреа
на редкость хорошо разбирается в том, над чем он работает.
Андреа представляла крупные корпорации во время слушаний в
суде тяжб с федеральным правительством, защищая исключительно интересы истца,
что в какой-то степени отвечало ее бойцовскому характеру. По той же самой
причине она порой ввязывалась в ожесточенные споры с Тедом, за что он еще
больше уважал ее. В каком-то смысле она умела управляться с ним куда лучше, чем
его собственная жена. Но ведь ей в отличие от Офелии нечего было терять. Сама Офелия
никогда в жизни не решилась бы сказать мужу и десятой доли того, что в запале
бросала ему в лицо Андреа. Но ведь как ни посмотри, жила-то с ним не Андреа, а
Офелия. А Тед вел себя в доме словно восточный паша, по праву гения требуя от
всех самого настоящего преклонения – кроме Чеда, само собой, который как-то
сказал, что лет с десяти уже ненавидел отца. Ненавидел его высокомерие, манеру
держать себя так, будто все остальные значили для него не больше, чем грязь под
ногами. Тед привык считать себя умнее прочих. Чед тоже был очень неглуп, вот
только та стройная схема, которую принято называть человеческим мозгом, дала у
него небольшой сбой, как будто часть контактов замкнулась неверно – во всяком
случае, самые важные из них.
Тед так никогда и не нашел в себе сил смириться с мыслью,
что Чед не станет совершенством во всех отношениях, и, несмотря на усилия
Офелии как-то сгладить острые углы, втайне стал стыдиться сына. И тот очень
скоро понял отношение к нему отца. Андреа тоже догадывалась об этом. Только Пип
каким-то чудом удавалось держаться в стороне от тех подземных толчков, которые
тихо и незаметно разрушали ее семью. Совсем еще крошка, Пип, словно волшебный
эльф, сновала от одного к другому, щедро одаривая всех своей любовью и пытаясь
всех помирить. Офелия только поражалась ее энергии. Пип была необыкновенным
ребенком. Казалось, одного только прикосновения ее детской руки, одного взгляда
достаточно, чтобы человек почувствовал себя счастливым. Так же происходило и
сейчас.
