Офелия не торопясь проехала через ворота. Сторож, выглянув
из будки, махнул ей рукой, и она приветливо кивнула в ответ. С легким вздохом
Офелия поехала дальше, осторожно перебираясь через «лежачих полицейских». По
улице сновали мальчишки на велосипедах, бегали собаки, однако прохожих
встречалось на удивление мало. Сейф-Харбор был одним из тех городков, в которых
все жители знают друг друга в лицо, однако предпочитают держаться особняком.
Они с дочерью прожили здесь уже почти месяц, но так ни с кем толком и не
познакомились. Впрочем, Офелия не особенно расстраивалась из-за этого. Свернув
к дому и выключив зажигание, она немного посидела, наслаждаясь тишиной, слишком
усталая, чтобы пошевелиться. Ей ничего не хотелось: ни видеть дочь, ни готовить
ужин, но Офелия понимала, что ожидавших ее дел не избежать. Достаточно только
подумать о них, чтобы плечи ее ссутулились от бесконечной усталости, когда все
тело наливается свинцом и не хватает сил даже причесаться или снять трубку
телефона.
Вот и сейчас на нее навалилось такое чувство, что жизнь ее
кончена. Офелия ощутила себя старухой, хотя на самом деле ей только недавно
исполнилось сорок два, а с виду нельзя было дать и тридцати. Длинные светлые
волосы мягко вились по плечам, а такие же, как и у дочери, глаза напоминали по
цвету выдержанный коньяк. Сложением они тоже были похожи – обе изящные и
миниатюрные, словно дрезденские статуэтки.
Еще в школе Офелия много занималась танцами. У совсем еще маленькой
Пип она пыталась пробудить интерес к балету, но скоро убедилась, что все ее
усилия тщетны. Пип ненавидела танцы, бесконечные упражнения считала нудными и
утомительными, а других девочек, готовых часами стоять у станка, – просто
дурами. Лично ее эти пируэты, вращения и прыжки не интересовали ни в малейшей
степени. В конце концов Офелия сдалась и позволила Пип заниматься, чем ей
хочется. Сначала девочка до безумия увлеклась верховой ездой и почти целый год
не вылезала из конюшни. Потом занялась лепкой. Но большую часть времени Пип
предпочитала рисовать, причем всегда в одиночестве.
Казалось, Пип только рада, когда ее оставляют в покое и она
может без помех уткнуться носом в книжку или возиться с Муссом. В какой-то
степени она пошла в мать. Насколько Офелия помнила себя, она тоже была довольно
замкнутым ребенком. Правда, иногда ей казалось, что не следует все-таки
полностью предоставлять девочку самой себе. Однако Пип, похоже, ничуть не
возражала. Она всегда умела себя занять – даже сейчас, когда мать почти не
обращала на нее внимания, она никогда не скучала. Кто-то, вероятно, решил бы
даже, что Пип безразлично отношение матери. Офелия же чувствовала себя
виноватой от того, что они с дочерью так отдалились друг от друга, и часто
каялась, сидя на занятиях. Но у Офелии просто не оставалось сил справиться с
овладевшим ею оцепенением. Все изменилось, уныло думала она, и ничего уже не
вернешь.
Сунув ключи в сумочку, Офелия вышла из машины и захлопнула
за собой дверцу, даже не позаботившись запереть ее – впрочем, особой нужды в
этом не было. Войдя в дом, она обнаружила, что Эми с озабоченным видом
загружает тарелки в посудомоечную машину – как и всегда, когда Офелия
возвращалась домой. Обычно такое рвение означало, что она весь день била
баклуши и только в последние минуты кидалась к плите или к мойке, изображая
активную работу по хозяйству. Вообще говоря, особых дел у нее не было – дом,
большой, светлый, обставленный современной мебелью, и без того сиял чистотой.
Двери из легкого светлого дерева казались невесомыми, а огромные, от пола до
потолка, окна открывали великолепный вид на океан. Вдоль дома тянулась узкая
веранда, уставленная плетеной мебелью. Дом оказался как раз таким, как она
хотела, – мирным, красивым и к тому же не требовавшим особых забот.
– Привет, Эми. А где Пип? – спросила Офелия.
Глаза у нее были усталые. В произношении почти совсем не
замечался французский акцент, разве что говорила она медленно и слегка
нараспев. Только когда она была измотана до смерти или чем-то подавлена,
случайно вырвавшееся слово или интонация выдавали ее происхождение.
– Понятия не имею, – с озадаченным видом бросила
девушка, смешавшись.
Такое повторялось почти каждый раз. Эми никогда не, знала,
где Пип. В голове Офелии вновь мелькнуло подозрение, что Эми весь день напролет
проболтала по телефону со своим приятелем. Офелия почувствовала, что начинает
злиться. В конце концов, нельзя же оставлять такую малышку одну, особенно когда
океан в двух шагах от дома. Ее всегда терзали страхи, что с девочкой может
случиться беда.
– Скорее всего у себя в комнате, читает. Во всяком
случае, в последний раз я ее видела там, – дернув плечиком, предположила
Эми.
Сказать по правде, Пип улизнула из комнаты еще утром. Офелия
заглянула туда, но комната оказалась пустой. Как раз в это время Пип сломя
голову неслась к дому, а за ней огромными прыжками мчался Мусс.
– Она что – снова бегала по берегу? – спросила
Офелия, вернувшись на кухню.
Лицо у нее исказилось тревогой. Впрочем, нервы у нее вообще
были на пределе еще с октября. Пожав плечами, Эми включила посудомоечную машину
и собралась уходить. Судя по всему, ее нисколько не волновало, где сейчас ее
подопечная. Эми просто обладала беспечностью, свойственной молодости. Но Офелия
уже получила жестокий урок и хорошо усвоила, что жизнь порой бывает беспощадна.
– Нет, не думаю. А если и так, она мне ничего не
сказала.
Лицо Эми оставалось безмятежно-спокойным. А вот Офелия
буквально места себе не находила от тревоги, хотя и знала, что за высоким
забором им нечего бояться. В общем-то так оно и было, но Офелия все равно
беспокоилась, что Эми позволяет Пип без присмотра бродить где придется. И если
девочка упадет и расшибется, если угодит под машину, она, ее мать, даже не
сразу узнает о происшествии. Она сто раз просила Пип предупреждать Эми о том,
что уходит, но и та и другая упорно пропускали ее слова мимо ушей.
– Так до вторника! – беззаботно бросила Эми,
прежде чем выпорхнуть за дверь.
Офелия, сбросив сандалии, вышла на веранду и с встревоженным
видом принялась оглядывать берег. Картины одна другой страшнее, сменяя друг
друга, вставали у нее перед глазами. Как ни странно, более простые объяснения
почему-то не приходили ей в голову. Время уже близилось к шести, и к тому же
заметно похолодало. Не прошло и минуты, как она увидела дочь. Пип стремглав неслась
к дому, держа в руках нечто, напоминающее белый флаг. Только поднявшись на
дюну, Офелия сообразила, что у нее в руках лист бумаги. Чувствуя неимоверное
облегчение, она бросилась навстречу дочери и помахала ей рукой. Запыхавшись от
быстрого бега, Пип только молча улыбалась ей, а довольный Мусс кружил вокруг
них, заливаясь громким лаем. По лицу матери Пип догадалась, что та вне себя от
беспокойства.
– Где ты была? – нахмурившись, торопливо спросила
Офелия.
Она бы с радостью придушила Эми. Просто хоть кол на голове
теши, сердито подумала она. Увы, она не знала здесь никого, кем бы можно было
заменить Эми. А оставить Пип совсем одну она не могла.
